Коваль Юрий Иосифович - Чайник
Юрий Коваль
ЧАЙНИК
Меня не любит чайник.
Тусклыми латунными глазами целый день следит он за мною из
своего угла.
По утрам, когда я ставлю его на плитку, он начинает
привывать, закипает и разьяряется, плюется от счастья паром и
кипятком. Он приплясывает и грохочет, но тут я выключаю плитку,
завариваю чай, и веселье кончается.
Приходит Петрович. Прислоняется к шкафу плечом.
- Неплатеж, - говорит Петрович.
Это неприятное слово повисает в воздухе между чайником,
мною и Петровичем.
Мне непонятна реакция чайника. Нравится ему это слово или
нет7 На чьей он стороне? Со мною он или с Петровичем?
- Длительный неплатеж,- говорит Петрович.
Холодным взглядом чайник окидывает меня и отстраняется.
Еслм он не с Петровичем, то и не со мной. Висящее слово его не
беспокоит. Ему наплевать на мои затруднения. Он и без меня
проживет.
- Когда заплатишь? - спрашивает Петрович.
- Понимаешь,- объясняю я,- меня не любит чайник.
- Кто? Это который вчера приходил? Чего это вы орали?
- Чайник, Петрович. Который вот он здесь стоит. Вот этот,
латуиный.
- А я думаю, чего они орут? Наверно, деньги завелись.
Дай, думаю, зайду. Пора за квартиру платить.
- У меня с ним странные, очень напряженные отношения,-
жалуюсь я.- Он постоянно следит за мной, требует, чтобы я его
беспрерывно кипятил. А я не могу, пойми! Есть же и другие дела.
- И колбаса осталась, - удивляется Петрович, глядя на
стол, не убранный с вечера.- До двух часов орали! Я уж думаю,
как бы друг друга не зарезали.
Я включаю плитку, и чайник сразу начинает гнусавить.
- Вот слышишь? Слышишь? Погоди, еще не то будет,- говорю
я.
Петрович меня не слышит. Он слушает свой внутренний голос.
А внутренний его голос говорит: "Чего слушать? Надоело! Плати
или съезжай!"
Чайник отчего-то замолкает, бросает гнусавить и, тупо
набычившись, прислушивается к нашему разговору.
У Петровича я снимаю угол, в котором несколько углов:
угол, где я, где краски, угол, где чайник, угол, где шкаф, а
сейчас и Петрович со своим внутренним голосом, который легко
становится внешним:
- На колбасу деньги есть! Колбаска, хлеб, культурное
обслуживание, орут до четырех утра! А нам преподносится
неукоснительный неплатеж!
Почему молчит чайник? Делает вид, что даже и не слыхивал о
кипении.
- Молчит,- поясняю я Нетровичу.- Нарочно молчит,
затаился. И долго еще будет молчать, такой уж характер.
- А то сделаем, как прошлый раз,- намекает Петрович. Ну
и выдержка у моего чайника! Плитка электрическая раскалилась, а
он нарочно не кипит, сжимает зубы, терпит и слушает. Ни
струечки пара не вырывается из его носа, ни шепота, ни
бульканья не доносится из-под крышки.
А в прошлый-то раз было сделано очень плохо. За длительный
трехмесячный неплатеж Петрович вынес мои холсты и рисунки во
двор, построил из них шалашик и поджег. Холсты, говорят,
разгорались плохо, и особенно не разгорался натюрморт с
чайником. Такую уж залепил я на нем фактуру с песком и толченым
кирпичом. И Петрович отбросил его, чтоб не мешал гореть бумаге.
Опаленный и осыпанный пеплом, метался я по городу и не знал,
что делать. Выход был один - Петровича убить.
- Слушай, что с твоим чайником? Чего он не кипит? -
говорит Петрович.
Нервы у чайника натянуты до предела, он цедит сквозь носик
тонкий, как укус осы, звук.
Я отодвигаюсь подальше. Знаю, что с моим чайником лучше не
связываться, он беспредельник. Может выкинуть любую штуку.
- Или плитка перегорела? - говорит Петрович и подходит к
чайнику.
- Осторожно, - говорю я. - Бере
