Колбасьев Сергей Адамович - Центромурцы
Колбасьев Сергей Адамович
Центромурцы
1
Ртуть висящего на переборке термометра, постепенно отступая, ушла в шарик;
На болтах и дверных ручках медленно нарастает иней. Быстро стынет чугунка, и
часы, звонко тикая, отмечают продолжающееся падение температуры.
Давно пора топить. Давно об этом думают все четверо, лежащие на диванах.
Покрытые, перекрытые и заваленные одеялами, шинелями, фланелевками и даже
брюками - всем наличным обмундированием.
Они не спят и лежат затаив дыхание. Надо выскочить из-под теплой тяжести,
добежать до сидящей на мозаичном паркете чугунки, засыпать ее углем, - но от
одной мысли об этом начинается ломота в костях.
Ближе всех к печке лежит Григорий Болотов, и положение его безвыходно.
Остальные же утешаются, размышляя о нем.
Гришка - герой: инженер-механик, а начал с машинного юнги. Такой может в
подштанниках прыгать на мороз. И прыгнет, потому что, как сознательный
человек, не потерпит беспорядка. Взовьется, точно взрывом разбросав свой
гардероб, загремит печной дверцей и по положению обложит ленивых прохвостов.
А потом в железной трубе заревет огонь. Можно будет снова уснуть, накрыв
голову одеялом, чтобы не видеть белесого, невыносимого света белой ночи.
Так начинается каждый день. Продолжается он постепенным потеплением,
борьбой с удушливыми снами, пробуждением в поту и зное. Для троих он идет от
еды к еде, от сна к безделью, - они сторожа яхты "Соколица", сторожат, что
некому красть, и за сны свои получают паек и даже обмундирование.
Четвертому же, Болотову Гришке, положено за них троих и еще за многих
думать и действовать. Гришка - человек политический - выборный член
Центромура.,
Председатель Центромура Плесецкий от секретных бумаг поднял глаза и
обрадовался:
- Здорово, Гришка.
Но матросская простота его голоса была ненастоящей. По слишком новенькой,
тоже ненастоящей фланелевке, по рассеченной пробором светлой голове, по
восторженным глазам он был несомненным студентом и правым эсером.
- Здравствуйте, - ответил Болотов на вы, потому что не любил Плесецкого.
- Новости, Гришка. Едет к нам из Питера большевик Лазаревич. Портной
какой-нибудь, а еп.ет комиссаром.
- Может, тоже студент?
Но Плесецкий точно не услышал.
- Наверное, потребует, чтобы эскадра подняла красные флаги, а это
невозможно. Даже Крайсовет понимает. В самом деле, как подымешь красный, если
державы признают только андреевский.
- Плевать надо на державы, - неохотно возразил Болотов. Возразил, потому
что державы надоели, неохотно- потому что надоело возражать.
- Плюй! - И Плесецкий кивнул в сторону окна.
В широком окне был весь рейд. От белизны прибрежного льда вода казалась
почти черной. "Чесма" и высокотрубный "Аскольд"- не корабли, а коробки,
мертвые и бездымные. Правее - англичане: броненосец "Глори" и броненосный
крейсер "Кокрэн" в зверской, точно индейцы, боевой раскраске. Эти-то живы,
может быть даже слишком живы. Еще правее француз "Амираль Об", американец
"Олимпия" и итальянец "Эльба". Барахло, но все-таки великие державы.
- И плюну, - сказал Болотов, - Плюну и поеду домой. Надоело.
Плесецкий вдруг покраснел.
-- Никуда не поедешь. Наше место здесь, понимаешь? Наш долг охранять
северную окраину республики от немецких посягательств!
- Посягательств? - удивился Болотов.
- Посягательств! - загремел Плесецкий. - Читай! - И бросил Болотову
телеграмму.
Болотов прочел. Телеграмма была с поста Цып-Наволок. Она сообщала о гибели
"Сполоха", расстрелянного неприятельской подлодкой у Вайда-губы.
