Кони А Ф - Игуменья Митрофания
Анатолий Федорович Кони
ИГУМЕНЬЯ МИТРОФАНИЯ
ИЗ ЗАПИСОК И ВОСПОМИНАНИЙ СУДЕБНОГО ДЕЯТЕЛЯ
В конце января или в самом начале февраля 1873 года петербургский купец
Лебедев лично принес мне, как прокурору Петербургского окружного суда,
жалобу на пользовавшуюся большой известностью в Петербурге и Москве
игуменью Владычне-Покровского монастыря в Серпухове Митрофанию, обвиняя ее
в подлоге векселей от его имени на сумму в 22 тысячи рублей.
По объяснении Лебедеву, согласно 307-й статье Устава уголовного
судопроизводства, ответственности за ложные доносы он подтвердил сваю
жалобу, указав на ряд веских и убедительных данных, заставивших его прийти
к непоколебимому убеждению в виновности игуменьи Митрофании.
Казалось бы, что дочь наместника Кавказа, фрейлина высочайшего двора,
баронесса Прасковья Григорьевна Розен, в монашестве Митрофания, стоя во
главе различных духовных и благотворительных учреждений, имея связи на
самых вершинах русского общества, проживая во время частых приездов своих
в Петербург в Николаевском дворце и появляясь на улицах в карете с красным
придворным лакеем, по-видимому, могла стоять вне подозрений в совершении
подлога векселей. Но доводы купца Лебедева были настолько убедительны, что
я немедленно дал предложение судебному следователю Русинову о начатии
следствия. Произведенная им экспертиза наглядно доказала преступное
происхождение векселей, и, по соглашению со мной, он постановил привлечь
игуменью Митрофанию в качестве обвиняемой и выписать ее для допросов в
Петербург. В то время исполнение служебного долга, "невзирая на лица",
одинаково понималось всеми судебными деятелями от министра юстиции до
судебного следователя включительно.
Поэтому личное сообщение мое о возбуждении мною преследования против
влиятельной и поставленной в исключительные условия особы духовного звания
не встретило со стороны графа Палена ни неприязненного, ни бесплодного
сожаления, а лишь указание на то, что мне, вероятно, придется встретиться
с попытками косвенных давлений на себя и на судебного следователя и с
ходатайствами весьма высокопоставленных лиц ввиду того, что многочисленные
покровители Митрофании откажутся верить в возможность совершения ею
преступления. Это предчувствовал и я, зная, кроме того, что между врагами
нашего обновленного суда непременно начнет снова циркулировать излюбленная
легенда о тенденциозности, сопровождаемая "покиванием глав" на ближе всего
стоящих к делу судебных деятелей. Оказалось, однако, что ожидания и
предчувствия обманули нас обоих...
Вызванная из Москвы Митрофания остановилась в гостинице "Москва" на
углу Невского и Владимирской. Ее сопровождали две послушницы и ее верный
друг, игуменья московского Страстного монастыря Валерия, проявившая во все
время процесса трогательное отношение к своей подруге, в невиновность
которой она, по-видимому, искренне верила и с которой разделяла безропотно
и даже радостно все неудобства и стеснения совместной жизни в шумной и - в
то время - довольно грязной гостинице. Это была небольшая сухощавая
женщина с задумчивыми глазами и тонкими, изящными чертами лица. Наоборот,
наружность Митрофании была, если можно так выразиться, совершенно
ординарной. Ни ее высокая и грузная фигура, ни крупные черты ее лица, с
пухлыми щеками, обрамленными монашеским убором, не представляли ничего
останавливающего на себе внимание; но в серо-голубых глазах ее под
сдвинутыми бровями светились большой ум и решительность.
Когда Русинов окончил первый ее доп
