Кони А Ф - Из Казанских Воспоминаний
Анатолий Федорович Кони
ИЗ КАЗАНСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
ИЗ ЗАПИСОК И ВОСПОМИНАНИЙ СУДЕБНОГО ДЕЯТЕЛЯ
Если бы знаменитый криминолог Ломброзо увидал некоего Нечаева, которого
мне пришлось обвинять в Казани весной 1871 года, то он, конечно, нашел бы,
что это яркий представитель изобретенного итальянским ученым преступного
типа и прирожденный преступник-маттоид.
Маленького роста, растрепанный, с низким лбом и злыми глазами,
курносый, он всей своей повадкой и наружностью подходил к излюбленному
болонским профессором искусственному типу. Он представлял вместе с тем и
своего рода психологическую загадку по той смеси жестокости, нахальства и
чувствительности, которые отражались в его действиях.
В 1871 году благовещение приходилось в пятницу на страстной неделе.
"Свято соблюдая обычай русской старины", старик портной Чернов решил,
вместо птицы, выпустить на свободу человека. Он отправился в тюремный
замок и там узнал, что есть арестант - отставной военный писарь Нечаев,
обвиняемый в краже и сидящий лишь за неимением поручителя на сумму 50
рублей. Чернов обратился к начальству тюрьмы, прося отдать ему на поруки
Нечаева, и, по соблюдении формальностей, получил его на свои руки и
немедленно привел к себе в мастерскую, подарив ему при этом две ситцевых
рубашки и рубль серебром. С ними Нечаев немедленно исчез и вернулся лишь
перед самой пасхальной заутреней, и конечно без рубашек и без рубля. Утром
в день светлого воскресения он стал требовать еще денег, но Чернов
отказал. В четыре часа дня последний оказался убитым, с кровоподтеками на
виске и на лбу, причем шея его была почти совершенно перерублена топором,
валявшимся тут же, а голова висела лишь на широком лоскуте кожи. Карманы
платья Чернова были выворочены, и со стены исчезло его новое, только что
сшитое пальто. Исчез и Нечаев. Он был обнаружен ночью в доме терпимости,
причем на спине его, на рубашке, найдено было большое кровавое пятно;
такое же пятно было и на подкладке пальто со стороны спинки. Нечаев ни в
чем не сознавался и даже отрицал свое знакомство с Черновым и пребывание в
его доме. Он держал себя чрезвычайно нагло. Когда его вели в сопровождении
массы любопытствующего народа на квартиру Чернова для присутствия при
осмотре места преступления, он обратился к проезжавшему мимо губернатору
со словами: "Ваше превосходительство, а что бы вам меня за деньги
показывать? Ведь большая бы выручка была!"
Пред осмотром и вскрытием трупа убитого в анатомическом театре
университета Нечаев прислал мне заявление о непременном желании своем
присутствовать при этой процедуре. Во время последней он, совершенно
неожиданно, держал себя весьма прилично и внимательно вглядывался и
вслушивался во все, что делал и говорил профессор судебной медицины И. М.
Гвоздев. Когда последний кончил, Нечаев спросил меня: "Как объясняет он
кровоподтек на лбу?" Я попросил Гвоздева повторить обвиняемому это место
его visum repertum [установленной картины преступления (лат.)] и
заключения. "Этот кровоподтек должен быть признан посмертным, - сказал
Гвоздев, - он, вероятно, получен уже умершим Черновым во время падения с
нар, возле которых найден покойный, от удара обо что-нибудь тупое". Нечаев
злобно усмехнулся и вдруг, обращаясь ко мне и к следователю, громко
сказал: "Гм!
После смерти?! Все врет дурак! Это я его обухом топора живого, а не
мертвого; он еще после этого закричал". И затем Нечаев тут же, не без
развязности, рассказал, как, затаив злобу на Чернова за отказ в деньгах,
под
