Кононов Николай - Гений Евгении
Николай Кононов
Гений Евгении
Николай Кононов родился в 1958 году в Саратове. Окончил физфак
Саратовского государственного университета и аспирантуру Ленинградского
университета по специальности "философские вопросы естествознания". Основал
издательство "ИНАПРЕСС". Автор четырех книг стихов и романа "Похороны
кузнечика" (2000 г.), вошедшего в шорт-лист премии Букер-Smirnoff и Антибукер,
лауреат премии имени Аполлона Григорьева. Живет в Санкт-Петербурге. В
"Знамени" - впервые.
Итак.
Самое главное.
Что надо помнить во время чтения.
Это вовсе не смешная история.
1
Хотя смех, стеклянные брызги веселья, сдавленное хихиканье, мужской гогот,
прелестный писк, стоны и тугой, вспыхивающий факелом, краткий общий гвалт -
будут курьезным фоном этого серьезного повествования.
Ведь эти звуки, сменяясь, нагло наползая друг на друга, пестрели и
колыхались театральным задником в углу нашего маленького двора. Будто там
бултыхались сразу в нескольких невидимых черных тарелках репродукторов
сумбурные радиопьесы.
Полую утробу цинкового ведра озарял винтообразный звонок струи.
Стонала и скрипела плотским метрономом шатучая панцирная кровать.
Охала человечья утроба.
Шаркали шлепанцы на кожаном татарском ходу.
По сковороде скрябали ножом, отдирая пригар.
Катилась в никуда пустая бутылка.
С кастрюли сдвигалась крышка как апофеоз.
И, наконец, провисшая дверь бухала шаткую оплеуху дряблому заспанному
времени.
Все эти расцвеченные пышные ширмы сумбура, из которых заспанной
фигуранткой проявлялась радостная Евгения, я могу вызвать в себе как дрожащую
пневму галлюцинации.
У самого края моего сегодняшнего безупречно удаленного зрения.
Когда я от всего этого устранился, то могу перебирать золотую луковую
шелуху.
Перетирать в пыль.
Развеивать.
И вот мираж, окаймленный ее смешками или пением, стекает к утопическому
прошлому, где, кажется, и я тоже должен был счастливо оставаться.
Навсегда.
...ее полнозвучная жизнь была окружена только бесполезными и несколько
болезненными неагрессивными аксессуарами. Ведь она и сама по себе была
податлива, проста и абсолютно проницаема на взгляд и слух посторонних. Но
только на первый, беглый и поверхностный взгляд.
Ведь они, посторонние, не могли никогда хоть как-то ранить ее, заразить
или испортить. Не прекрасная молодая женщина, а нерушимый учебный натюрморт в
изостудии ближайшего дома культуры или скетч, разыгрываемый в пенсионерском
драмкружке при нашем жакте. В смысле простоты и завершенности. Что тут еще
прибавишь? Разве что только несколько поучительных историй.
Начать хотя бы с той, как к двенадцати годам прагматичная мать сочла ее
настолько зрелой и развитой, что продала на майский выходной за новую
шестипуговичную "подъ...шку" безногому инвалиду с первого этажа. Крепкому и
злому. Словно оживший обрубок ясеня, валяющийся в нашем дворике. Так что
Женина мамаша как порядочная могла выйти за ворота дома номер семь по
Глебучевой улице в пристойном плюшевом жакете, не прикрывавшем зада, за что и
был прозван неприличным, но метким словом, приведенным выше.
Но я, конечно, не застал той поры, ведь событие относилось к туманному
послевоенному прошлому, когда инвалиды, как тролли или хоббиты, громоздились
плотиной у истоков скудных товарных рек. А по улицам ветер носил листву
пропавших денег и вороха красивых облигаций.
Меня еще не было на том бледном свете.
И меня достигали только потускневшие тени той изустной печальной мифологии
невозвратных ценников и неотоваренных талоно
