Корабельников Олег - К Востоку От Полночи
Олег Корабельников
К востоку от полночи
Вечно разветвляясь, время ведет
к неисчислимым вариантам будущего.
Х.Л.Борхес
1
К старости отец стал забывать имена вещей.
Их было слишком много, и его слабеющая память уже не могла удерживать
бесчисленные сочетания звуков, и черных значков, напечатанных на белой
бумаге. Вселенная, окружающая его, проваливалась в невидимые "черные
дыры". Он смотрел на это безучастно, как посторонний зритель, и лишь
иногда капризно искривлял лицо, когда пытался вспомнить имя человека,
ведущего его под руку.
- Ты кто? - спрашивал он.
- Юра, - отвечал Оленев.
- Какой Юра?
- Твой сын, - терпеливо пояснял Оленев, ожидая, когда отец сделает
следующий шаг. - Единственный. Мы с тобой гуляем, потом пойдем домой, ты
поужинаешь и ляжешь спать.
- А ящик? - спрашивал отец после паузы. - Ящик?
- Телевизор, - напоминал Оленев. - Да, сегодня интересный фильм. Времен
твоей молодости. Тебе понравится.
Юра невольно разговаривал с отцом как с ребенком, упрощал фразы,
протягивал руку и говорил:
- Это небо, папа. Там солнце и облака с тучами. Солнце светит, из туч
идет дождь или снег. А вот это земля, на ней растут деревья и травы.
- А собаки? - вдруг вспоминал отец.
- И собаки растут. И кошки, и мышки, и разные хорошие людишки. Все
растут.
- Куда? - спрашивал отец.
- Вверх и в стороны, иногда вниз, под землю.
- Зачем? - не унимался отец.
- Не знаю, - честно признался Оленев. - Наверное, по-другому не умеют.
- И я расту? - спрашивал отец, когда Юра усаживал его на скамейку и
заботливо поправлял шарф на худой стариковской шее.
- Похоже, что так. Только в обратную сторону.
- А ты? - не отставал отец, поднимая с земли кусочки гравия и бездумно
перебирая их.
- Я уже вырос, - вздыхал Юра. - Дальше некуда.
- А вниз, под землю?
В таких случаях Оленеву казалось, что отец только притворяется, а на
самом деле все знает, все помнит и лишь подсмеивается над ним, разыгрывает
выжившего из ума старика, впавшего в детство. Быть может, так оно и было,
просто Оленев разучился удивляться причудам перевернутого мира, в котором
жил последние месяцы. Он принимал этот мир как данное и не противился
бесконечным метаморфозам и странностям, окружавшим его в быту. Работа
оставалась работой, там все было нормальным, логичным и правдоподобным до
жестокости. А дома, в кругу семьи, все казалось зыбким, полуреальным,
неопределенным, и хоть причина этого была известна, но цели все равно
оставались непонятными, а средства достижения их - абсурдными.
То, что происходило с отцом, можно было объяснить простыми причинами,
и, будучи врачом, Юра легко находил нужный диагноз, но все же это странное
впадение в детство родного ему человека совпало по времени с началом
действия Договора. Того самого Договора, который изменил жизнь Оленева,
превратив ее в запутанный лабиринт с бесчисленными кривыми зеркалами.
Мать Оленева умерла, когда ему было двенадцать лет, и он смутно помнил
ее лицо, голос, прикосновения рук. Юру воспитывал отец, один, без женской
помощи, и лишь потом, спустя годы, Оленев понял, как это было нелегко, и
поэтому благодарно и терпеливо ухаживал за отцом, выплачивая свой
бесконечный долг.
Бесконечные долги росли в геометрической прогрессии, и погашать их
Оленев просто не успевал. Долг перед женой, долг перед дочерью, служебный
долг врача-реаниматолога, долги перед всеми теми, кто приносил добро
Оленеву, но он сам особенно не мучился, если не все удавалось выплатить
сполна, потому что знал: рано или п