Короленко Владимир Галактионович - Парадокс
В.Г.КОРОЛЕНКО
ПАРАДОКС
Очерк
Подготовка текста и примечания: С.Л.КОРОЛЕНКО и Н.В.КОРОЛЕНКО-ЛЯХОВИЧ
I
Для чего собственно создан человек, об этом мы с братом получили
некоторое понятие довольно рано. Мне, если не ошибаюсь, было лет десять,
брату около восьми. Сведение это было преподано нам в виде краткого
афоризма, или, по обстоятельствам, его сопровождавшим, скорее парадокса.
Итак, кроме назначения жизни, мы одновременно обогатили свой лексикон этими
двумя греческими словами.
Было это приблизительно около полудня знойного и тихого июньского дня.
В глубоком молчании сидели мы с братом на заборе под тенью густого
серебристого тополя и держали в руках удочки, крючки которых были опущены в
огромную бадью с загнившей водой. О назначении жизни, в то время, мы не
имели еще даже отдаленного понятия, и, вероятно, по этой причине, вот уже
около недели любимым нашим занятием было - сидеть на заборе, над бадьей, с
опущенными в нее крючками из простых медных булавок и ждать, что вот-вот, по
особой к нам милости судьбы, в этой бадье и на эти удочки клюнет у нас
"настоящая", живая рыба.
Правда, уголок двора, где помещалась эта волшебная бадья, и сам по
себе, даже и без живой рыбы, представлял много привлекательного и
заманчивого. Среди садов, огородов, сараев, двориков, домов и флигелей,
составлявших совокупность близко известного нам места, этот уголок вырезался
как-то так удобно, что никому и ни на что не был нужен; поэтому мы
чувствовали себя полными его обладателями, и никто не нарушал здесь нашего
одиночества.
Середину этого пространства, ограниченного с двух сторон палисадником и
деревьями сада, а с двух других пустыми стенами сараев, оставлявшими узкий
проход, занимала большая мусорная куча. Стоптанный лапоть, кем-то
перекинутый через крышу сарая, изломанное топорище, побелевший кожаный
башмак с отогнувшимся кверху каблуком и безличная масса каких-то истлевших
предметов, потерявших уже всякую индивидуальность,- нашли в тихом углу
вечный покой после более или менее бурной жизни за его пределами... На
вершине мусорной кучи валялся старый-престарый кузов какого-то
фантастического экипажа, каких давно уже не бывало в действительности, то
есть в каретниках, на дворах и на улицах. Это был какой-то призрачный
обломок минувших времен, попавший сюда, быть может, еще до постройки
окружающих зданий и теперь лежавший на боку с приподнятой кверху осью, точно
рука без кисти, которую калека показывает на паперти, чтобы разжалобить
добрых людей. На единственной половинке единственной дверки сохранились еще
остатки красок какого-то герба, и единственная рука, закованная в стальные
нарамники и державшая меч, высовывалась непонятным образом из тусклого
пятна, в котором чуть рисовалось подобие короны. Остальное все распалось,
растрескалось, облупилось и облезло в такой степени, что уже не ставило
воображению никаких прочных преград; вероятно, поэтому старый скелет легко
принимал в наших глазах все формы, всю роскошь и все великолепие настоящей
золотой кареты.
Когда нам приедались впечатления реальной жизни на больших дворах и в
переулке, то мы с братом удалялись в этот уединенный уголок, садились в
кузов,- и тогда начинались здесь чудеснейшие приключения, какие только могут
постигнуть людей, безрассудно пускающихся в неведомый путь, далекий и
опасный, в такой чудесной и такой фантастической карете. Мой брат, по
большей части, предпочитал более деятельную роль кучера. Он брал в руки кнут
из ременного обрезка, н
