Короленко Владимир Галактионович - Река Играет
Владимир Галактионович Короленко
Река играет
(Эскизы из дорожного альбома)
I
Проснувшись, я долго не мог сообразить, где я.
Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо плыло и таяло
сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную
деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с
высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то
незнакомый шалаш, влево - серый неуклюжий столб с широкою досчатою крышей, с
кружкой и с доской, на которой было написано:
Пожертвуйте проходящий
на колоколо господне.
А у самых моих ног плескалась река.
Этот-то плеск и разбудил меня от сладкого сна. Давно уже он прорывался
к моему сознанию беспокоящим шепотом, точно ласкающий, но вместе беспощадный
голос, который подымает на заре для неизбежного трудового дня. А вставать
так не хочется...
Я опять закрыл глаза, чтоб отдать себе, не двигаясь, отчет в том, как
это я очутился здесь, под открытым небом, на берегу плещущей речки, в
соседстве этого шалаша и этого столба с простодушным обращением к
проходящим.
Понемногу в уме моем восстановились предшествующие обстоятельства.
Предыдущие сутки я провел на Святом озере, у невидимого града Китежа,
толкаясь между народом, слушая гнусавое пение нищих слепцов, останавливаясь
у импровизованных алтарей под развесистыми деревьями, где беспоповцы,
скитники и скитницы разных толков пели свои службы, между тем как в других
местах, в густых кучках народа, кипели страстные религиозные споры. Ночь я
простоял всю на ногах, сжатый в густой толпе у старой часовни. Мне
вспомнились утомленные лица миссионера и двух священников, кучи книг на
аналое, огни восковых свечей, при помощи которых спорившие разыскивали
нужные тексты в толстых фолиантах, возбужденные лица "раскольников" и
"церковных", встречавших многоголосым говором каждое удачное возражение.
Вспомнилась старая часовня, с раскрытыми дверями, в которые виднелись желтые
огоньки у икон, между тем как по синему небу ясная луна тихо плыла и над
часовней, и над темными, спокойно шептавшимися деревьями. На заре я с трудом
протолкался из толпы на простор и, усталый, с головой, отяжелевшей от
бесплодной схоластики этих споров, с сердцем, сжимавшимся от безотчетной
тоски и разочарования, - поплелся полевыми дорогами по направлению к синей
полосе приветлужских лесов, вслед за вереницами расходившихся богомольцев.
Тяжелые, нерадостные впечатления уносил я от берегов Святого озера, от
невидимого, но страстно взыскуемого народом града... Точно в душном склепе,
при тусклом свете угасающей лампадки, провел я всю эту бессонную ночь,
прислушиваясь, как где-то за стеной кто-то читает мерным голосом заупокойные
молитвы над заснувшей навеки народною мыслью.
Солнце встало уже над лесами и водами Ветлуги, когда я, пройдя около
пятнадцати верст лесными тропами, вышел к реке и тотчас же свалился на
песок, точно мертвый, от усталости и вынесенных с озера суровых впечатлений.
Вспомнив, что я уже далеко от них, я бодро отряхнулся от остатков
дремоты и привстал на своем песчаном ложе.
II
Дружеский шепот реки оказал мне настоящую услугу. Когда, часа три
назад, я укладывался на берегу, в ожидании ветлужского парохода, вода была
далеко, за старою лодкой, которая лежала на берегу кверху днищем; теперь ее
уже взмывало и покачивало приливом. Вся река торопилась куда-то, пенилась по
всей своей ширине и приплескивала почти к самым моим ногам. Еще полчаса, -
будь мой сон еще несколько креп
