Костюнин Александр - Утка В Яблоках
Костюнин Александр
Утка в яблоках
повесть - хроника
Посвящается великомученице - моей бабушке,
Александре Михайловне Яковлевой
От автора
Яркая история Советской державы содержит факты, по сей день вызывающие
искреннее изумление.
В течение долгих десятилетий руководство страны проявляло в отношении
своих граждан немотивированную жестокость, как сказали бы сейчас. Но никто
не возмущался. Напротив, подобные действия власти единодушно одобрялись.
Более того: юноши и девушки охотно вступали в ряды правящей
Коммунистической партии, которая до этого репрессировала их родителей;
становились активистами. Это был сознательный и ответственный шаг для
каждого посвящённого.
Отказ в приёме наносил соискателю неизлечимую душевную травму.
Исключение из партии делало продолжение жизни бессмысленным.
На очередную вспышку насилия, народ откликался новым трудовым почином
и становился при этом всё счастливей и счастливей.
Почему мазохизм был возведён в ранг государственной политики?
Как такое могло случиться?
Мои размышления на эту тему и воспоминания мамы, Костюниной
(Яковлевой) Ольги Андреевны, положили основу данной работы.
***
Свои вопросы, замечания и предложения, адресованные автору, Вы можете
направлять по адресу: kostjunin@karelia.ru
Утку тщательно ощипать, опалить, выпотрошить, натереть солью внутри и
снаружи, начинить кисло-сладкими (лучше антоновскими) яблоками, нарезанными
дольками. Затем положить утку на противень, и жарить в духовке, поливая
собственным соком...
Из рецептов русской кухни
Семнадцатое марта тысяча девятьсот девяносто первого года.
Референдум.
"Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских
Социалистических Республик..."
Вопрос прозвучал уже вдогонку. Воспользовавшись замешательством
охранников, народы кинулись врассыпную, полагая, что там, где находишься
против воли, - тюрьма.
Жизнь многими прожита, но и по сей день не ясно - как ко всему этому
относиться?
***
Когда в темноте приляжешь, закроешь глаза, откуда-то издалека
всплывают в памяти эпизоды детства. У меня оно было по-своему памятным...
Родилась я в глухой карельской деревне Куккозеро.
До меня на белый свет появились брат и сестра.
Первенец - Петя. В двухлетнем возрасте он умер. Клава тоже жила
недолго. (Мама считала её красавицей).
Трудно сказать, кому из нас троих больше повезло. Господь отвёл их от
мук.
Тридцать третий год...
Как во сне помню сцену, когда забирали отца.
Вой, крики, стоны, слезы.
Папа несёт меня на руках по лесной дороге.
Мне три года. Трудно понять, что происходит, но папино волнение
невольно передалось.
Ещё эпизод: нас везут на каторгу в переполненном вагоне с нарами. Ни
радостей, ни горя я не чувствовала. Помню только, что всю дорогу мы ели
вкусную жирную селёдку. Потом хотелось пить. Телятник подолгу стоял в
тупике. На одной из станций я даже на время потерялась.
Отца отправили в концентрационный лагерь, в Заполярье, а нас с мамой
на поселение в Сибирь.
Приехали на место.
Название станции мне тогда было ни к чему. Сразу в тайгу. Жильё -
барак с нарами. Спали все вповалку, не разбирая своих и чужих. Маму увезли
на дальнюю базу валить лес.
Я осталась без мамы.
С чужими мне, больными и старыми людьми.
Первые уроки русского мне преподавал чахоточный парень. Он постоянно
находился в бараке - его дни были сочтены. Но юноша не унывал: играл на
гармошке, пел частушки. Меня он охотно обучил одной. Я, карелка, не
понимала смысла слов, но сразу подкупила мелодичность незнакомого языка
