Костман Олег - Сильнее Времени
Олег Костман
Сильнее времени
В невероятно далеком будущем маячили петровские реформы и основание
Санкт-Петербурга. Где-то в дали веков предстояло прозвучать призыву
нижегородского гражданина Козьмы Минина об освободительном походе на
Москву. Целых два столетия должно было пройти до покорения Сибири Ермаком.
Еще даже не отблестели шеломы и кольчуги на Куликовом поле...
А книга эта уже жила.
Я неторопливо вчитывался в ветхую рукопись, и ровные строчки тщательно
выписанного устава все глубже погружали меня в мир, давно ставший
небытием. С ее страниц дышала степь, шумели города и звенели колокола
шестивековой давности. Я представлял себе ссутулившуюся тщедушную фигуру
писца, изо дня в день, из лета в лето твердо и старательно выводящего в
своей сумрачной келье все эти бесчисленные юсы, глаголи, буки... Какая
сила заставляла его, забывая обо всем, вот так корпеть, склонившись над
чистыми листами? Ведал ли он, что кто-то, отделенный непроницаемой толщей
веков, сможет благодаря ему погрузиться в тревоги, заботы и надежды той
далекой эпохи?
За окном спешил, грохотал и засорял окружающую среду двадцатый век, а я
все никак не мог стряхнуть с себя мысли, навеянные чтением рукописи.
Сколько раз могли эти листы сгореть в пожарах, утонуть при наводнениях,
погибнуть в междоусобицах, да просто исчезнуть безо всяких следов, как во
все времена исчезает большинство вещей, которыми каждый день пользуются
люди! И все же не погибли, не потерялись, не были объявлены еретическими,
а лежали сейчас передо мной, уцелевшие в бурях шести столетий.
Удивительная вещь - слово! Скрылись под толстым слоем земли развалины
неприступных крепостей. Забыты могущественные государи, одно лишь имя
которых заставляло трепетать десятки народов. Время неумолимо - оно не
щадит ничего. И только слово - невесомое, неосязаемое, ничем не защищенное
- продолжает жить!..
...Вежливый стук в дверь комнаты прервал мои размышления.
- Гражданин, разрешите? - услышал я незнакомый голос.
Если субботним утром к вам в дверь стучится незнакомый и называет вас
гражданином, видимо, следует подготовиться к разговору официальному и,
может быть, не совсем приятному.
- Войдите! - откликнулся я, торопливо застегивая рубашку.
Дверь распахнулась, и незнакомец прошел в комнату. Выглядел неожиданный
посетитель весьма странно. При взгляде на него в голову невольно приходила
мысль, что одежду свою он позаимствовал в какой-то театральной
костюмерной, где были свалены в кучу костюмы персонажей из самых разных
спектаклей. Из-под распахнутой тужурки - точь-в-точь, как те, что зимой и
летом служили комиссарам гражданской, - виднелась щегольская кружевная
рубашка с большим бантом. Ноги вошедшего обтягивали джинсы, по контрасту с
которыми особенно забавно смотрелись матерчатые боты, в годы моего детства
широко известные под неофициальным названием "Прощай, молодость!". Венчала
ансамбль неопределенного цвета кепка, словно только что снятая с
отрицательного персонажа очередного теледетектива. Притом необычным
казался не только наряд незнакомца сам по себе: было в его одежде еще
нечто странное, чего я сразу не мог определить.
- Мое почтение! - приветствовал он меня. И приветствие его тоже
прозвучало странно.
- Честь имею! - в тон ему ответил я. - Чем могу служить?
Я указал на кресло - самое обыкновенное, не очень новое кресло. Но он
уселся в него так осторожно и почтительно, словно это был по меньшей мере
трон какого-нибудь из Людовиков.
- Позвольте мне прежде всего
