Крапивин Владислав - Дело О Ртутной Бомбе
Владислав КРАПИВИН
ДЕЛО О РТУТНОЙ БОМБЕ
Повесть
-- Все мы любим своих братьев.
Джозеф Конрад. "Лагуна".
Ледяные пальцы
С шуршащим трепетом пропеллер взлетал, и в нем зажигались белые
звезды. Горячие, лучистые. Такие же, как на мокрых ресницах, когда
смотришь сквозь них на солнце.
Пропеллер был маленький. Длиной с Елькину ладонь. Елька смастерил его
из жестяной полоски. Подобрал ее (блестящую, мягкую) у мусорного бака,
вспомнил зимний разговор о летучей игрушке и понял: не зря тот разговор
случился...
Портновскими ножницами мамы Тани (тайком, конечно, чтобы не
заворчала) он вырезал что-то похожее на самолетный винт с двумя
лопастями. В середине пробил две дырки, в катушку от ниток вколотил два
гвоздика с откушенными головками. Выстругал палочку-рукоятку, на которой
катушка свободно вертелась.
Наденешь пропеллер на гвоздики, дернешь намотанный шнурок, и --
фр-р-р! -- серебристый вертолетик уходит в высоту. И ты -- будто вместе
с ним...
Игрушки, похожие на эту продавались в ларьках со всякой мелочью. Но
там они были пластмассовые и не с катушкой, а с пистолетиком, внутри
которого пружина. Сила запуска там зависела именно от пружины, никак на
нее не повлиять. А здесь все решал сам "пилот". И, к тому же, можно было
регулировать изгиб жестяных лопастей.
И Елька регулировал, испытывал. Сперва в комнате. Хорошо, что потолок
в старом доме высокий. Потом выбежал на двор. Но здесь запускать
вертолетик расхотелось. И доминошники за столом под старым дубом, и
малышня в песочнице, и ехидные Инка и Светка на лавочке. Сразу же
захихикают: парню десятый год, а он с детсадовской забавлялкой.
Они все равно захихикали:
--Елик-велик, какой ты сегодня красивенький! -- Это про его рубашку и
штаны со штурвалами и кораблями.
--Я на свете краше всех, у меня всегда успех! -- отбрил он их с
привычной дурашливостью. И замелькал новыми белыми кроссовками. Помчался
на пустыри позади Тракторной усадьбы.
Пустыри привольно раскинулись за двухэтажными домами из почерневших
бревен. Здесь зарастали дремучим репейником и дикими травами фундаменты
срытых домов, остатки садовых беседок и кучи кирпичного щебня. Когда-то
в этих местах были старинные кварталы. И когда-нибудь здесь поставят
современные многоэтажки -- вроде тех, что виднеются совсем рядом, за
кленовой рощицей. Но это случится не скоро. А пока здесь было полное
бабочек безмолвие. Тихо стрекотал и звенел один из редких дней, когда
сливаются поздняя весна и раннее лето. Цветы и зелень еще майские, а
тепло как в июне.
Елька пробрался сквозь цветущую сирень, с разбега вознесся на
поросший одуванчиками бугор. Не видать вокруг ни человека, ни зверя.
Можно остаться со своей радостью один на один. Можно не притворяться
неунывающим и смешным.
Пахнущий тополями ветер обмахнул мальчишку мохнатыми крыльями,
поставил торчком темные волосы-сосульки, обтянул тряпичный костюмчик.
Эту разноцветную обновку мама Таня купила вчера на остатки денег,
которые получила в апреле за проданный ковер: скачи, бесёнок и радуйся
-- лето на дворе.
Весу в летней одёжке было все равно, что в ситцевой косынке. И Елька
чувствовал себя прыгучим и летучим. А жестяной вертолетик добавлял ему
этой летучести.
Елька, щурясь от яркой синевы, пустил пропеллер прямо над собой, но
тот решил поиграть с хозяином: пошел вкось. Упал в двадцати шагах, на
выпуклый, как черепаха, лопух.
--Ладно, только не теряйся! И не летай в крапиву!
Крапива была уже высока и успела набрать едкие соки. Раза два Елька
не
