Кривин Феликс Давидович - Завтрак, Обед, Ужин
Феликс Кривин
Завтрак. Обед. Ужин
Тихий, затерянный уголок, лежащий в стороне от магистралей цивилизации,
был как раз тем местом, где человек, поднявшийся на определенную высоту,
мог встретить подобного себе человека. Видные политики, финансисты,
промышленные и административные деятели лечили здесь свои сердца,
испорченные многолетним восхождением на вершину.
Здесь был сенатор одной из самых верхних палат, в которой, по слухам,
заседают одни сенаторы; отставной генерал, переживший не одну армию,
павшую под его руководством; адвокат, знаток преступной души человеческой
и все же ярый ее защитник; был и видный скотопромышленник, и знаменитый
романист, и кинозвезда, свет которой продолжал тешить публику, между тем
как сама она давно померкла; был даже министр финансов какого-то
государства, правда, столь незначительного, что все финансы его помещались
у министра в кармане, где он охотно их содержал.
И сюда, в затерянный уголок, куда не ступала нога обычного человека,
проникла весть о доселе не слыханной операции: о замене больного сердца
здоровым.
Разговор происходил за завтраком, вскоре после ночного сна, когда
голова работает особенно ясно, и отставной генерал сказал:
- Да... такие новости...
Угасающая звезда вспомнила, что больному пересажено сердце женщины. Ее
интересовало, как это может отразиться на мужчине. И как это отразится на
женщине - если пересаживать наоборот. Отставной генерал сказал, что он
скорее умрет на поле боя или, скажем, здесь, в санатории, чем даст всадить
себе в грудь женское сердце. Потому что как солдат и мужчина... Генерал
внезапно замолчал, позабыв, о чем хотел говорить.
- А вы как считаете? - спросил он, ища, кому бы передать ускользнувшую
нить разговора.
- Чепуха! - отрубил эту нить скотопромышленник, внешне очень похожий на
римского философа Сенеку, но уступавший ему в мастерстве выбирать
выражения. - Пусть хоть сердце крокодила, лишь бы работало!
- Все же я предпочитаю человеческое, - рассудительно сказал министр
финансов. - В крайнем случае я готов заплатить... - И он полез в карман,
где содержались финансы его державы.
Генерал подумал, что в битве при этом (ему не удалось вспомнить при
чем)... он допустил серьезную ошибку. Если б он мог повторить битву при
этом (просто начисто вылетело из памяти!)... но он не мог, потому что,
во-первых, находился в отставке, а во-вторых, война давно кончилась, и,
самое главное, он так и не мог вспомнить, где же происходила эта самая
битва.
- Цезарь и Линкольн прожили по пятьдесят шесть лет, - сказал сенатор. -
Макиавелли и Вальдек-Руссо - по пятьдесят восемь, Макдональд и Бриан - по
семьдесят... Быть может, мир сейчас был бы другим, если б они прожили на
несколько лет больше.
Адвокат положил себе ветчины, которую он ел в самых отчаянных случаях,
когда видел, что в жизни уже ничего нельзя изменить. Он положил себе три
куска ветчины и принялся есть под внимательным взглядом кинозвезды,
которая не могла избавиться от изнуряющей мысли, что в жизни еще не все
потеряно.
- Жизнь - это своего рода гигиеническая гимнастика: прежде чем лечь в
землю, рекомендуется походить по земле, - сказал романист фразу из своего
романа.
После завтрака все занялись процедурами. Те, кому предписано было
ходить, - ходили, те, кому предписан был свежий воздух, - просто дышали
свежим воздухом. Генерал, страдавший ожирением сердца, делал вольные
упражнения: он ложился на спину и старался поднять ноги так, как поднимал
их в далекой молодости. Адво
