Библиотека в кармане -русские авторы

            

Кувалдин Юрий - В Садах Старости


Юрий Кувалдин
В садах старости
1
Каких только садов не бывает на свете! Вот, например, сад мертвых языков:
с веток свисают языки, красные, длинные, а с них капает слюна. Вот
колбасные сады: в гастрономе на Тверской, бывшем купца Елисеева, как в
каком-нибудь Нью-Йорке, от которого млели советские дипломаты, висят на
никелированных трубах сотни сортов...
- Уби мэль, иби фэль (Где мед, там и яд)! - сказал Старосадов, садясь к
огромному столу на плюшевый стул. - То, чем мы любуемся, то сами и пожираем.
Это уже я сам, без латыни, изрекаю. Скажу вам по секрету: теперь я хочу есть
маленьких детей. Толстуны такие! На сковородочку их и в печечку,
микроволновую. На сем и покончить с родом моим, то есть человеческим,
поскольку со дня падения последнего Генерального секретаря ЦК КПСС смысл
человеческого бытия утрачен...
На блюдце с золотым ободком лежала вишня с зеленой плодоножкой и листиком на
ней, по которому ползла зеленая же мошка, скорее всего тля. Над блюдцем
изредка пролетала крупная иссиня-черная муха. Когда муха с гудением отлетала
к дальнему узкому окну, сквозь которое на пол падал луч, над блюдцем начинал
сверлить воздух суетливый в вечных своих поисках крови комар.
- Фашист летающий, - равнодушно сказал Старосадов, подумал и продолжил: -
Жрут друг друга и довольны! Панэм эт цирценсэс (Хлеба и зрелищ)! Вот и все.
Безмозглые приматы! Выпускают танки и зарплату требуют. Изжарить всех вас в
печах...
- Уже было, - сказал Серафим Ярополкович, весело подмигивая.
- Когда?
- Тогда!
- Понятно, мин херц Адольф, мин херц Иосиф! Имена-то какие красивые...
Теперь я их начинаю понемножку понимать, потому что сам прихожу к мысли, что
всех этих засранцев нужно сжечь, освободить Землю, она такая хорошая будет
без этих двуногих. Еще Ювенал, обличая своих современников, говорил, что их
можно купить довольно дешево: дать им хлеба и зрелищ. Вот именно. Дать им
хлеба и зрелищ - и поджечь, пока наслаждаются (во время зрелища).
Комар стал прицеливаться к носу Старосадова.
Комара можно было убить, вишню съесть, тлю раздавить, мухе оторвать голову.
Но делать ничего не хотелось. Хотелось сидеть за столом, положив голову на
руки, и смотреть на вишню, и говорить с Серафимом, и вспоминать КПСС, и
льготы, и блага... Все, чем жил идеологический работник ЦК (бывший), а также
отставной профессор педвуза Старосадов Николай Петрович, он же Серафим
Ярополкович, 88 лет, с белой бородкой, в узбекской тюбетейке, в чеховском
пенсне.
Рядом лежала газета: сероватая бумага, испещренная черными значками; если
смотреть с точки зрения Старосадова, эдак в одной плоскости, то покажутся
убегающие черные линии, без всякого партийно-политического смысла. Конечно,
смысл с этой точки зрения тоже можно отыскать. Например, вишне дать фамилию
"Петрова". Подойти к вишневому дереву, всякую ягоду надобно как-то отличить,
а для того наградить фамилией...
В старой березовой роще было кладбище, со времен Траяна, который, основавши
Киев, сам сгнил в руссенборгской земле, в варяжских камнях, откуда русые
пришли к мерям и весям и русскими стали, писати же и читати не умели аж до
самого протопопа Аввакума - первого русского писателя. Теперь о кладбище
напоминают лишь плавные холмики. А под каждым холмиком - вишня с фамилией,
то есть человек с фамилией. Светоний, например. Какая разница! Сам Светоний
не заботится о психологической последовательности: он перечисляет
добродетели и пороки каждого императора по отдельности, не задумываясь, как
могли они





Содержание раздела