Кузнецов Эдуард Самойлович - Мордовский Марафон
Эдуард Самойлович Кузнецов
МОРДОВСКИЙ МАРАФОН
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Этой книге катастрофически не повезло. В конце концов она все-таки
выскользнула из Советского Союза, но на границе попала в переделку и,
измочаленная вдрызг, изувеченная вдоль и поперек, еле доползла до
дружественного пристанища. Мои друзья не дали ей умереть - подлатали, срастили
кости и, поохав над ее увечностью, все же решили выпустить ее на свет Божий:
калека - тоже человек, и если на конкурсе красоты ему не под силу тягаться с
завзятыми культуристами, то на конкурсе правды его обрубки и шрамы куда
красноречивее свидетельствуют о трагической сущности жизни, нежели стройная
соразмерность Аполлоновых членов.
Очень справедливое соображение.
Совершив головокружительный кульбит, я вдруг оказался на Свободе. Она с
лихвой оправдала все мои ожидания, но книга, моя книга, высосавшая из меня
столько соков, книга, которую я не столько писал, сколько прятал и
перепрятывал, порой месяцами подготавливая момент, когда можно будет,
озираясь, извлечь ее из тайника, чтобы дописать одно единственное слово,
книга, которую я с такими невероятными ухищрениями и риском передал на волю!..
Я надеялся, что меня встретит мощный боец, а нашел калеку. Соблазн пришить ему
руки-ноги, приладить парик, вставить фарфоровую челюсть очень велик, но ведь
пластическая хирургия и всяческая косметика нацелены на то, чтобы нравиться,
мне же надо в первую очередь свидетельствовать. Я мог бы попытаться
восстановить по памяти те или иные утраченные страницы, что-то подправить или
даже написать заново, но тогда неизбежно наложение сегодняшнего, тутошнего, и,
следовательно, эта книга в значительной степени утратила бы право называться
лагерной. Я всего лишь десять дней, как сбросил с себя полосатое тряпье, 16
лет и 10 дней! Целая жизнь - и один миг... И через сто лет я не забуду ничего,
но в тот же миг, как я обрел свободу, я все же стал иным: лагерь и свобода -
столь взаимоисключающие понятия, что одномоментно сосуществовать они никак не
могут, человеческое сознание не вмещает в себя и то, и другое в качестве равно
реальных - только что-нибудь одно. Так невозможно быть сразу и мертвым, и
живым - или ты жив и видишь солнце, или под землей пожираем червями и чаешь
трубного гласа или чуда, чтобы восстать из праха. Еще десять дней назад
смрадное узилище было моей безысходной повседневностью, сегодня, не веря сам
себе, с ужасом и состраданием вглядываюсь я в полумрак пропасти, из которой
мне чудом удалось выкарабкаться: возможно ли это? Было ли это вправду? И
только ночами я не сомневаюсь, ночь властно подтверждает: да, это так. Ночами
я все еще там, на "крейсере", увязшем в мордовских топях, через решетки его
камер на меня неотрывно смотрят скорбно-суровые глаза моих друзей. ИМ Я
ПОСВЯЩАЮ ЭТУ КНИГУ, ИМ И ПРАВДЕ.
7.5.1979 г. Э.Кузнецов
ЗАРЕШЕЧЕННОЕ ОКНО
...Вот еще напасть: едва-едва шевельнется в голове какая-то мыслишка,
чуть-чуть проклюнется мелодия, запульсирует ритм - барабанят в окно. То один,
то другой подкрадываются к моей зарешеченной форточке и говорят, говорят,
говорят... Тот шепчет, доверительно брызжа слюной и опасливо косясь по
сторонам: "Не верь ему, он сволочь и подлец...!", а едва он завернет за угол,
подкрадывается другой и мямлит какие-то запуганные истории о коварстве,
интригах и предательствах первого, а там, глядишь, и третий уже топчется
неподалеку, ожидая своей очереди приникнуть посинелыми губами к форточке
исповедальни... или амбразуре дота? Я
