Кузнецов Сергей - Житейские Истории (Сборник Рассказов)
Сергей Кузнецов
Житейские истории
Сборник рассказов
Фантазия ре минор.
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет - и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
Антонио Сальери.
( АС Пушкин - "Маленькие трагедии")
Наверное, только тогда начинаешь понимать и ценить жизнь,
когда каждое утро просыпаешься с мыслью о смерти. Чаще всего
это происходит с людьми немолодыми, которые, вопреки времени,
никак не могут смириться с состоянием старости и увядания. И
хотя Николай Петрович не считал себя пожилым и говорил, что
свое он еще не пожил, расцвет его сил был далеко позади, а
впереди оставалось не так уж и много времени. Все чаще по ночам
у него болело сердце, но еще чаще болела душа, и тогда он
содрогался от неизбежности конца и впадал в долгие запои.
Однако в это утро Николай Петрович был далек от мыслей о
смерти. Когда он открыл глаза, то увидел, что над ним нависло
тяжелое грязно-зеленое пятно с мутными разводами, напоминающее
объемное полотно халявного художника-абстракциониста, и в его
одурманенную тягостным сном голову могла прийти только догадка
о происхождении этого пятна на недавно побеленном потолке, и он
подумал о соседях Пичугиных с верхнего этажа, у которых,
видимо, снова прорвало трубу, что-то смутное и злое.
Раздавленный и жалкий, он пошарил рукой по крышке тумбочки
в поисках привычной утренней сигареты, но нащупал лишь пустую
коробку "Магны". Тогда он приподнялся и взял мятую жестяную
банку из-под кофе, заменяющую пепельницу, пару раз встряхнул ее
и выудил самый крупный окурок. Свесился с кровати, открыл
дверцу тумбочки, нашел на полке мундштук из цветного стекла с
мелкими трещинками, по-свойски продул, вставил найденный бычок
и, откинувшись на подушку, закурил. Затягиваясь, он держал
мундштук странным способом, прижав его большим желтым пальцем к
ладони. На его правой руке не было двух пальцев. Среднего и
указательного.
Вместе с вдыхаемым дымом возвращалась способность думать и
чувствовать. Словно сработала сигнализация и в его мозг
ворвалась боль, заставившая вспомнить то, что было вчера. На
загаженном столе среди тарелок с остатками пищи лежала бутылка
из мутного стекла и пустое горлышко ее, как пушечный ствол,
было направлено на него. Он вспомнил, как накануне не удержался
и стаканами выхлестал дорогой коньяк, который презентовал ему
начальник и который он долго хранил, надеясь выпить не в
гнетущем и жутком одиночестве, сидя за металлической дверью в
своей тесной однокомнатной квартирке, а с кем-нибудь: или со
случайным знакомым, отважившимся зайти к странноватому
холостяку, или с женщиной, согласившейся остаться на ночь.
Сначала прерывистые, сигналы боли слились теперь в
неумолкаемую пронзительную сирену. Он бросил курево и снова
полез в тумбочку, достал упаковку "Понтала", распечатал и
проглотил две капсулы, вспомнив навязчивую рекламу с
импозантным мертвецом, встающим из шикарного дубового гроба и
торжественно вещающим: "Наше лекарство поднимет даже мертвого!"
"Ублюдки!"- прохрипел он и закашлялся. Когда кашель прошел, он
затушил бычок и заставил себя подняться.
В это тоскливое субботнее утро, когда все мужчины нежились
в постелях рядом с разомлевшими женами, он должен был
собираться в командировку. И это было не впервой, потому что
вот уже двенадцать лет он работал экспедитором в издательском
предприятии "Воля". Снимая со спинки стула одежду, он натянул
темно-серые брюки, надел уже несвежую белую рубашку и босыми
ногами прошаркал в ванную комнату,
