Библиотека в кармане -русские авторы

         

Кунгуров Г Ф - Албазинская Крепость


Г.Ф.КУНГУРОВ
АЛБАЗИНСКАЯ КРЕПОСТЬ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДРАГОЦЕННАЯ ТВАРЬ
Древний городок Мангазея стоял на берегу реки Таза, на перевале к
великому Енисею. Обосновался тут царь московский неспроста: царские
воеводы исправно собирали с покоренных сибирских народцев соболиный ясак в
государеву казну.
Быстро расцвела Мангазея, тянулись к ней за счастьем купцы, ратные и
служивые люди, промышленный и гулевой народ.
Жили царевы люди привольно.
Только недолго цвела Мангазея. Промышленные людишки, звероловы лесные
нашли места новые, богатые, звериные, реки рыбные и пути от Москвы ладные.
Мангазея захирела.
Умирала Мангазея худой смертью: спешно разбегались людишки, вслед за
ними торопливо бросали лавки купцы, рушились заезжие избы; доживал
последние дни и кабак, что стоял на бугре возле самой реки Таза. Около
кабака утоптана земля гладко. Решались тут жаркие споры. Каждый стоял за
себя как мог: кто кулаком, кто дубьем, кто чем попало.
Но что было, то прошло.
Горячее гулевое место, и кровное и побойное, опустело.
...Спит река Таза, метут снеговые вихри, и растут белые курганы,
хороня под собой заветные тропы.
Тихо вокруг. Даже собаки умолкли.
В кабаке пусто. Тоскливо мерцает огонек. Оплывает свеча горячим
воском, и шлепают тяжелые капли мерно, увесисто, словно пробить хотят
толстые половицы. За стойкой сутулится старый кабатчик. Желтые пятна света
прыгают по сморщенному, одутловатому лицу, седые космы разметались в
беспорядке.
Напала на кабатчика печаль: отбил он на костяшках дневной доход - и
ахнул: гроши ломаные. Сбесился народишко, волной неудержимой катится с
насиженных мест, а куда - того и сам не знает.
Сладок смрадный кабацкий дух, пышет теплом жарко натопленная печь.
Вспотел кабатчик, размяк и захрапел, склонившись на стойку.
Завизжала тяжелая кованая дверь, вздрогнули слюдяные оконца, поднял
косматую голову кабатчик, сонливо вглядываясь в темь.
Вошел рослый, крутоплечий мужик. Не торопясь, снял шапку-ушанку, сбил
рукавицами снежные хлопья с тулупа и шагнул к стойке. Глаза у мужика
синие, задорные, колючие; голова вихрастая; светлая борода в
кольцах-завитушках.
- Отмерь-ка, с легкой руки, меру лихую - полштофа да одолжь огарочек,
- как топором рубанул он насмешливо у самого уха кабатчика.
- Ай-яй!... - заверещал кабатчик и прикрыл ухо ладонью. - Юн ты,
Ярошка, зелен, чтобы вопить эдак разбойно. Оглушил!...
- Отмерь, - вскинул вихрастой головой Ярошка.
- То можно, - торопливо мигая, сказал кабатчик.
Ярошка взял чарку, запалил огарочек и уселся в дальнем углу.
Выпив чарочку, он вытащил из-за пазухи замусоленную трубку
пергамента, бережно разгладил его ладонью на лавке и, водя грязным
бородавчатым пальцем, что-то невнятно бормотал.
По пергаменту синяя лазурь разлилась толстыми извилистыми змеями - то
были реки. А по сторонам рек безвестный грамотей-искусник щедро разбросал
остроглавые бугры - то неприступные горы. Густо наставил раскидистые елки,
а между ними зверей хвостатых изобразил - то леса непроходимые. По берегам
рек одиноко притулились зимовья да рубленые избы, огороженные бревенчатыми
стенами, - то царские городки и становища. Следы человека и конских копыт
вились узорчатой цепочкой по лесам, степям, меж рек, меж гор до самой
великой Лены - то дороги и тропки.
Через весь пергамент - рисунчатые буквы, затейливые, витые, усатые.
Ярошка кривил брови, вглядываясь в пергамент, что-то выискивал,
ставил ногтем кресты. Огарок чадил, скупые отблески падали на древний
пергамент. Ярошка еще





Содержание раздела