Куприн Александр - Чужой Хлеб
А.И. Куприн
Чужой хлеб
Впервые опубликованно в газете "Жизнь и искусство" (Киев), 1896,
приложение № 1 (дата цензурного разрешения -10 ноября), под названием
"Кушетка", с подзаголовком "Психологический этюд", за подписью: А. К. В 1911
году под названием "Чужой хлеб" рассказ был опубликован в газете "Утро
России", с датой: "Гатчина, 27 февраля".
- Подсудимый, вам законом предоставлено последнее слово, - сказал
председатель суда равнодушным тоном, с полузакрытыми от утомления глазами.-
Что вы можете прибавить в разъяснение или оправдание вашего поступка?
Обвиняемый вздрогнул и нервно схватился длинными, тонкими пальцами за
перила, отделяющие скамью подсудимых. Это был невзрачный, худенький человек, с
робкими движениями и затаенной испуганностью во взгляде. Светлые, редкие, как
будто свалявшиеся волосы на голове и бороде и совершенно белые ресницы
придавали его бледному лицу болезненный, анемичный вид... Он обвинялся в том,
что, проживая у своего дальнего родственника, графа Венцепольского, в ночь с
двадцать третьего на двадцать четвертое января произвел в квартире последнего
поджог с заранее обдуманным намерением. Медицинская экспертиза определила
полную нормальность его душевных и умственных качеств. По ее словам,
замечалась некоторая повышенная чувствительность нервной системы, наклонность
к неожиданным слезам, слабость задерживающих центров, - но и только.
До сих пор подсудимый казался равнодушным, почти безучастным к
разбирательству его дела. Торжественная, подавляющая обстановка судебного
заседания, расшитые мундиры судей, красное с золотой бахромой сукно судейского
стола, огромная двухсветная истопленная зала, величественные портреты по
стенам, публика за барьером, суетливые пристава, исполненные достоинства
присяжные, олимпийская небрежность прокурора, бессодержательная развязность
защитника - все это произвело на него ошеломляющее впечатление. Ему казалось,
что он попал под зубья какой-то гигантской машины, остановить которую, хотя бы
на мгновение, не в силах никакая человеческая воля.
Много раз во время речи защитника ему хотелось встать и крикнуть: "Вы не
то, совсем не то говорите, господин адвокат. Дело было иначе. Замолчите и
дайте мне самому рассказать всю историю моего преступления", - и вслед за тем
уверенным голосом, в ясных и трогательных выражениях, передать все свои
тогдашние мысли, все, даже самые тонкие, неуловимые ощущения. Но машина
продолжала вертеться так правильно и так безучастно, что сопротивляться ей
было невозможно.
Однако последние слова председателя вдруг пробудили в подсудимом
судорожную энергию отчаяния, являющуюся у людей в момент окончательной гибели,
- ту самую энергию, с которой осужденный на смерть иногда борется на эшафоте с
палачом, надевающим на шею веревку.
И умоляющим голосом он воскликнул:
- О да, господин председатель!.. Ради господа, ради самого бога,
выслушайте меня... позвольте мне рассказать все, все!..
Присяжные заседатели изобразили на лицах сосредоточенное внимание, судьи
углубились в рисование петушков на лежавших перед ними листах бумаги, публика
напряженно затихла. Подсудимый начал:
- Когда я в начале прошлого года приехал в этот город, у меня не было
никаких планов на будущее. Я, кажется, и родился неудачником. Мне никогда ни в
чем не везло, и в сорок лет я оставался таким же беспомощным и непрактичным,
как и во время моей юности.
Я обратился к графу Венцепольскому с просьбой протекции для получения
какого-нибудь места. Я рассчитыв
