Куприн Александр - Фиалки
А.И.КУПРИН
Фиалки
Ф.Ф.Трозинеру
Начало мая. Триста молодых кадетских сердец трепещут, переполненные
странными, смешными и трогательными чувствами: азартом, честолюбием,
отчаянием, смертельным ужасом, надеждой на слепое счастие, унынием, тупой
покорностью судьбе... Необычайной стала жизнь, вышедшая из привычных рамок
сурового военного уклада, расчисляющего по командам и сигналам каждую минуту
дня и ночи... Парты вынесены из классов в длинные рекреационные залы и
расставлены по вкусам соседей, которые зимою ссорятся, как пара каторжников,
скованных короткой цепью, а теперь предупредительны, уступчивы и услужливы,
точно молодожены. А иногда можно увидеть, что пять или шесть парт соединилиеь
вместе, образовав сомкнутую многоугольную фигуру бастиона, со стенкой сзади, в
виде ненарушимого тыла. Там заседает эгоистическая артель муравьев, работающая
сообща и беспощадная к искательствам бездомных стрекоз.
И целый день зубрят, зубрят. Иные, закрыв пальцами глаза, уши и даже нос,
как это делают трусливые купальщики, качаются взад и вперед в тягучей тоске.
Первые ученики держатся твердо и уверенно, но и они побледнели и осунулись за
эти страдные дни, Они хорошо знают, что пройдут блестяще, но все-таки
копошится тревожная и завистливая мысль: "А вдруг? Вдруг не первым, а
вторым?.."
Милые дети, первые ученики, украшение корпуса. гордость родителей! Вы не
хуже и не лучше других детей. Но что значит первенство и праздное честолюбие в
сравнении с тем, что мимо вас прошла еще одна весна юности? Конечно, придут и
другие весны, которыми вы впоследствии, на досуге, будете комфортабельно и
медленно наслаждаться, сознательно смакуя их прелести на севере и на юге хоть
всех стран мира. Но никогда не вернется именно эта, эта самая весна, готовая
буйно и щедро вторгнуться в ваши зоркие глаза, в разверстые ноздри, в чуткие
уши, в ваши жадные, наблюдательные, девственные, ничем не запятнанные умы,
вторгнуться и оставить там навеки доброе семя радости и красоты земной.
Того же самого мнения и семиклассник Дмитрий Казаков. Вернее сказать, у
него столько же мнения о влиянии природы на человеческие души, сколько его у
жеребенка, скачущего по зеленому лугу, у журавля, пляшущего и поющего на
полянке среди болот страстную весеннюю песню, у годовалой лисицы, трепетно и
осторожно нюхающей впервые из своей норы весенний волнующий воздух, у ручного
кроткого верблюда, который вдруг становится весною страшным в своем любовном
бешенстве.
Просто-напросто весна с ее колдовскими ароматами, вкрадчивыми чарами и
мятежными снами обволокла его душу непонятной истомой и щекочущей
бессознательной радостью, от которой хочешь и плакать и смеяться, и не знаешь,
куда девать себя то от непомерного острого счастья, то от сладкой скуки. Разве
мог бы Казаков сказать сам себе, почему прошлым летом, живя в имении, он --
солидный шестиклассник, куривший почти открыто, басивший и лучше всех
товарищей притягивавшийся к турнику на одной руке,-- он вдруг, случалось, не
мог преодолеть в себе безумного мальчишеского желания взять и помчаться диким
галопом по высокой росистой вечерней траве, изгибая голову, брыкаясь, визжа и
пьянея от острых запахов полыни, повилики, ромашки и клевера? И почему ночью,
во время сильной грозы, он выскакивал из дому совсем голый, босой, торопливо
просовывал ногу в лямку гигантских шагов и один, под жестоким дождем, взмывал
высоко к черному небу, к грому и молниям, дрожа от исступленного восторга, от
беспредметного вызова, от
