Куприн Александр - Художник
Куприн Александр
Художник
Влечение к "святому искусству" почувствовал весьма рано. В самом нежном
детстве разрисовывал углем заборы, вследствие чего бывал нередко таскаем за
уши местным "будочником".
Потом растирал краски в "ателье" лаврского маляра. Своею бойкостью обратил
на себя внимание заезжей помещицы-филантропки и был на ее средства отправлен
обучаться живописи.
Просидев на первом курсе училища четыре года, разошелся во мнениях с
профессорами и вернулся в Киев, где и возлег с подобающим почетом в лоне
местных талантов.
Взгляды свои на искусство исповедует коротко, определенно и отрывисто:
- Рафаэль - младенец... Головки с бонбоньерок... Пасхальные херувимы...
Микельанджело тоже... Рибейра, Сальватор Роза, Вандик, Тициан, фламандцы и
французы, итальянцы и немцы - все они пачкуны и кисляи... Живопись вывесок...
Рембрандт еще туда-сюда, но и тот... Будущее принадлежит нынешней молодежи "с
настроением".
Про современников отзывается неодобрительно:
- Профессора ничего не понимают. Старье, рухлядь, развалины... Унижают
искусство... Я с ними расплевался... Айвазовский пишет подносы. Клевер -
яичницу с луком... Шишкин - колоссальная бездарность... "Передвижники" - это
генералы, насильно захватившие гегемонию... Глядеть совестно... Блины
какие-то, а не картины... Нет-с. Не из Петербурга и не из Москвы, а из Киева
воссияет свет истинного искусства.
- Мы - импрессионисты! - восклицает он в артистическом задоре и на этом
основании пишет снег фиолетовым цветом, собаку - розовым, ульи на пчельнике и
траву - лиловым, а небо - зеленым, пройдясь заодно зеленой краской и по голове
кладбищенского сторожа.
На выставку киевский художник посылает исключительно пейзажи, уморительные
пейзажи, где на первом плане торчат цветы ромашки с чайное блюдечко величиною,
а непосредственно за ромашкой виднеется микроскопический Днепр с неизбежным
пароходом.
Киевский художник - исключительно пейзажист. О рисунке и перспективе он
знает только понаслышке из десятых уст, а пейзаж всегда можно писать теми
сочными, небрежными и размашистыми мазками, которые служат несомненными
признаками оригинального таланта. Если же посетитель и встретит случайно на
выставке жанр или портрет, то долго стоит перед ним в недоумении, пока не
решит, что это, должно быть, одна из загадочных картин: "Куда делась собака
колбасника?" или "Где здесь Наполеон?".
Однако публика изредка покупает эти "апрельские утра" и "зимние вечера". Я
долго удивлялся: чем руководствуются при своих покупках эти меценаты, и,
наконец, решился допросить об этом одного из них, только что купившего за
десять рублей полуторааршинный "Разлив Днепра".
- Видите ли, батенька,- отвечал добродушно меценат, толстый конотопский
помещик,- первое дело: рамка довольно приличная, а второе - это все-таки не
олеография, а масляная краска... Пусть висит себе над диваном в гостиной...
Кто же ее будет разглядывать-то? А вид все-таки комнате придает...
Как только картина приобретена, художник немедленно спекулирует на ее
успех и в тот же вечер при лампе пишет к ней "панданчик". Оставляя фон
нетронутым, передний план чуть-чуть изменяет: там, где были скамейки, ставит
камень, а на месте камня пишет скамейку.
Любит выставлять "этюды". Этюдом у него называется деревянная дощечка
вершков трех в квадрате по ней в длину два мазка: голубой - небо и зеленый -
земля.
- Этюд художника - это все равно, что черновая рукопись Пушкина! - кричит
он вдохновенно.- Сокровище!.. Исторический документ
