Куприн Александр - Колесо Времени
Александр Куприн
Колесо времени
Гарсон! Литр белого вина. И оросите его гренадином. Оно
спокойнее, если с запасом.
Ты говоришь -- многовато? Пустяки. Вино легкое, а гренадин
только отбивает привкус серы. Смотри, не обижайся. Подметил я
твой моментальный взгляд, искоса. Знаю, у тебя мелькнула мысль
про меня: "Не опустился ли?" Нет, дружище: я человек не
опустившийся, а так сказать, опустошенный. Опустела душа, и
остался от меня один только телесный чехол. Живу по
непреложному закону инерции. Есть дело, есть деньги. Здоров, по
утрам читаю газеты и пью кофе, все в порядке. Вино вкушаю лишь
при случае, в компании, хотя сама компания меня ничуть не
веселит. Но душа отлетела. Созерцаю течение дней равнодушно,
как давно знакомую фильму.
Вот ты, давеча, вкратце рассказал о своем двенадцатилетнем
бытии. Господи! что ни поворот судьбы, то целая эпопея.
Какая-то дикая и страшная смесь мрачной трагедии с похабным
водевилем, высоты человеческого духа со смрадной, мерзкой
клоакой. Ты говорил, а я думал: "Ну и крепкая же машинища
человеческий организм!" А все-таки ты жив. Жив великой тоской
по родине... жив блаженной верой в возвращение домой, в
воскресающую Россию. Мои испытания, в сравнении с твоими,--
киндершпиль, детская игра... Но в них есть кое-что
занимательное для тебя, а меня тянет хоть один раз выплеснуться
перед кем-нибудь стоящим. Трудно человеку молчать пять лет
подряд. Так слушай.
Ты уж, наверное, догадался, что заглавие моего рассказа
состоит только из трех букв "Она"? Но здесь будет и о моей
глупости, о том, как иногда, сдуру, в одну минуту теряет
человек большое счастье для того, чтобы потом всю жизнь
каяться... Ах! не повернешь...
В четырнадцатом году, как, может быть, ты помнишь, я сдал
последние экзамены в Институте гражданских инженеров, а тут
подоспела война, и взяли меня в саперы. А когда набирались
вспомогательные войска во Францию, то и я потянул свой жребий,
будучи уже поручиком-инженером. Во Франции я был свидетелем
всего: и энтузиазма, с которым встречались наши войска, и
нашего русского героизма, а потом, увы, пошли митинги,
разложение...
После армистиса мне нетрудно было устроиться близ Марсели
на бетонном заводе. Начал простым рабочим. Потом стал
контрмэтром, потом -- шефом экипа и начальником главного цеха.
Много нас, русских, служило вместе, все бывшие люди различных
классов. Жили дружно... Ютились в бараках, сами их застеклили,
сами поставили печи, сами устлали полы матами. У меня был
отдельный павильончик, в две комнаты с кухонкой, и большая, под
парусинным тентом терраса. Питались из общего котла бараньим
рагу, эскарго, мулями, макаронами с томатами. Никто никому не
завидовал. Да, что я тебе скажу! надумали мы всей русской
артелью взбодрить, на паях, свое собственное дело: завод
марсельской черепицы. Рассчитали -- предприятие толковое... Но
вот тут-то и случился со мною этот перевертон. Хотя, кто знает,
может быть, я и вернусь когда-нибудь к этому черепичному делу?
Сначала-то нам скучновато было. Особенно в дни
праздничные, когда время тянется бесконечно долго и не знаешь,
куда его девать. Природа такая: огромная выжженная солнцем
плешина, кругом вышки элеваторов, а вдали мотаются жиденькие,
потрепанные акации и далеко-далеко синяя полоска моря -- вот и
весь пейзаж.
Одна только отрада в эти тягучие праздники и оставалась:
закатиться в славный город Марсель, благо по ветке езды всего
полтора часа... И компания у нас своя подобралась: я -- бывший
инженер,
