Куприн Александр - Святая Ложь
Александр Куприн
Святая ложь
Иван Иванович Семенюта - вовсе не дурной человек. Он трезв, усерден,
набожен, не пьет, не курит, не чувствует влечения ни к картам, ни к
женщинам. Но он самый типичный из неудачников. На всем его существе лежит
роковая черта какой-то растерянной робости, и, должно быть, именно за эту
черту его постоянно бьет то по лбу, то по затылку жестокая судьба,
которая, как известно, подобно капризной женщине, любит и слушается людей
только властных и решительных. Еще в школьные годы Семенюта всегда был
козлищем отпущения за целый класс. Бывало, во время урока нажует
какой-нибудь сорванец большой лист бумаги, сделает из него лепешку и
ловким броском шлепнет ею в величественную лысину француза. А Семенюту как
раз в этот момент угораздит отогнать муху со лба. И красный от гнева
француз кричит:
- О! Земнют, скверный мальчишка! Au mur! К стеньи!
И бедного, ни в чем не повинного Семенюту во время перемены волокут к
инспектору, который трясет седой козлиной бородой, блестит сквозь золотые
очки злыми серыми глазами и равномерно тюкает Семенюту по темени старым,
окаменелым пальцем.
- Ученичок развращенный! Ар-ха-ро-вец... Позорище заведения!..
У-бо-и-ще!.. Ос-то-лоп!..
И потом заканчивал деловым холодным тоном:
- После обеда в карцер на трое суток. До рождества без отпуска
(заведение было закрытое), а если еще повторится, то выдерем и вышвырнем
из училища.
Затем звонкий щелчок в лоб и грозное: "Пшол! Козли-ще!"
И так было постоянно. Разбивали ли рогатками стекла в квартире
инспектора, производили ли набег на соседние огороды, - всегда в
критический момент молодые разбойники успевали разбежаться и скрыться, а
скромный, тихий Семенюта, не принимавший никакого участия в проделке,
оказывался роковым образом непременно поблизости к месту преступления. И
опять его тащили на расправу, опять ритмические возгласы:
- У-бо-ище!.. Ар-ха-ро-вец!.. Ос-то-лоп!..
Так он с трудом добрался до шестого класса. Если его не выгнали еще
раньше из училища с волчьим паспортом, то больше потому, что его мать,
жалкая и убогая старушка, жившая в казенном вдовьем доме, тащилась через
весь город к инспектору, к директору или к училищному священнику,
бросалась перед ними в землю, обнимала их ноги, мочила их колени обильными
материнскими слезами, моля за сына:
- Не губите мальчика. Ей-богу, он у меня очень послушный и ласковый.
Только он робкий очень и запуганный. Вот другие сорванцы его и обижают. Уж
лучше посеките его.
Семенюту довольно часто и основательно секли, но это испытанное
средство плохо помогало ему. После двух неудачных попыток проникнуть в
седьмой класс его все-таки исключили, хотя, снисходя к слезам его матери,
дали ему аттестат об окончании шести классов.
Путем многих жертв и унижений мать кое-как сколотила небольшую сумму на
штатское платье для сына. Пиджачная тройка, зеленое пальто
"полудемисезон", заплатанные сапоги и котелок были куплены на толкучке, у
торговцев "вручную". Белье же для него мать пошила из своих юбок и
сорочек.
Оставалось искать место. Но место "не выходило" - таково уж было вечное
счастье Семенюты. Хотя надо сказать, что целый год он с необыкновенным
рвением бегал с утра до вечера по всем улицам громадного города в поисках
какой-нибудь крошечной должности. Обедал он и ужинал во вдовьем доме:
мать, возвращаясь из общей столовой, тайком приносила ему половину своей
скудной порции. Труднее было с ночлегом, так как вдовы помещались в общих
палатах, по пяти-шести в каждой
