Лаврова Ольга & Лавров Александр - Расскажи, Расскажи, Бродяга
Ольга Лаврова
Александр Лавров
Расскажи, расскажи, бродяга
Постановление о продлении срока следствия было составлено загодя, и утром
Знаменский направился к начальнику отдела Скопину. Туда же тянулись по одному
и другие - был день визирования отсрочек. Пружинистой походкой джигита
прорысил Леонидзе; вероятно, заканителил что-нибудь по лени, обычно он
укладывался в отведенный месяц.
Скопин держал наготове ручку и уже занес ее над местом, где полагалось
расписаться, но поднял львиную голову с крупными красивыми чертами.
- Зачем тебе? - спросил недоуменно.
Знаменский пожал плечами, словно извиняясь.
Как передать те смутные впечатления, даже еще не впечатления, а
неразборчивые сигналы, воспринимаемые за порогом слышимости и видимости. Они
ощущались, может быть, кожей, может быть, сетчаткой... или вызывали
непривычный привкус во рту. Объяснению это не поддавалось. Скопин положил
ручку.
- Дай-ка, - потянулся он к папке с делом. Изучить ее содержимое можно было
за три-четыре минуты. Скопину хватило одной.
- Ну и что? - он закурил и жестом предложил стул.
Знаменский сел. Но решительно нечем было удовлетворить любопытство
начальника отдела. Стандартный с виду бродяга, стандартные допросы,
стандартная бумажная карусель проверок.
- Вадим Александрович, он уже менял показания... - произнес Знаменский;
вяло произнес, потому что не был увлечен делом, рад бы закруглить его, да
отчего-то не получалось.
Скопин щелчком стряхнул пепел, не дождался продолжения и поставил росчерк.
В проходной Бутырки Томин сказал:
- Насчет Ленинграда я сам прозондирую.
- Сделай одолжение.
Знаменский заполнял бланки вызова арестованных, Томин отошел поболтать с
дежурной.
- Тишина у вас - в ушах звенит.
- Так ведь тюрьма... Кого будете вызывать?
- Ковальского.
Дежурная покопалась в картотеке:
- Двадцать седьмая камера.
- Ниночка, найди там еще Петрова! - попросил от стола Знаменский.
- Тоже в двадцать седьмой, - откликнулась она и добавила простодушно: -
Двадцать седьмая сегодня в бане была.
- Слышь, Паша, оба чистенькие!
- Рад за них.
- А что у тебя за Петров?
- Бомж и зэ.
- Что-о? - поразился Томин.
- Гражданин без определенного места жительства и занятий.
- Что такое бомж, я как-нибудь понимаю. А вот как тебе сунули такую
мелкоту? Больше некому возиться?
- Данилыч возился. Теперь его дела роздали другим.
- А-а...
- Что с Данилычем? - встревожилась Ниночка.
- Помяли его старые знакомые. В госпитале лежит.
- А-ах! - жалобно протянула девушка.
- Ничего, он крепкий, - успокоил Томин, но для перестраховки постучал по
деревянному прилавочку перед ее окошком.
Знаменский сдал бланки и получил ключ.
- Тридцать девятый кабинет, - сказала Ниночка, дрогнув ему навстречу
ресницами.
Знаменский благодарно улыбнулся: тридцать девятый в отличие от остальных
относительно просторен и светел.
Автоматическая железная дверь с лязгом отъехала вбок, и их приняло
старинное каменное узилище, все недра которого круглосуточно и неистребимо
пахли пареной капустой.
Ковальский был мошенник - обаятельная бесшабашная личность лет тридцати
семи. Допрос его длился не более получаса. С Ковальским работалось легко и
споро, если только не пытаться его брать на пушку. Ему грозило два года (и
какой уже раз!), что не лишало его юмора и оптимизма.
- Весьма содержательно, - оценил он протокол. - А ленинградские проказы не
мои, верьте слову. Ковальский производит тонкие операции по удалению лишних
денег. - Подозрения Томина задели его, так как каса
