Лаврова Ольга & Лавров Александр - Следствие Ведут Знатоки 26 (Бродяга)
ОЛЬГА ЛАВРОВА, АЛЕКСАНДР ЛАВРОВ
РАССКАЖИ, РАССКАЖИ, БРОДЯГА
СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАТОКИ
Постановление о продлении срока следствия было составлено загодя, и утром Знаменский направился к начальнику отдела Скопину. Туда же тянулись по одному и другие – был день визирования отсрочек. Пружинистой походкой джигита прорысил Леонидзе; вероятно, заканителил что нибудь по лени, обычно он укладывался в отведенный месяц.
Скопин держал наготове ручку и уже занес ее над местом, где полагалось расписаться, но поднял львиную голову с крупными красивыми чертами.
– Зачем тебе? – спросил недоуменно.
Знаменский пожал плечами, словно извиняясь.
Как передать те смутные впечатления, даже еще не впечатления, а неразборчивые сигналы, воспринимаемые за порогом слышимости и видимости. Они ощущались, может быть, кожей, может быть, сетчаткой… или вызывали непривычный привкус во рту. Объяснению это не поддавалось.
Скопин положил ручку.
– Дай ка, – потянулся он к папке с делом. Изучить ее содержимое можно было за три четыре минуты. Скопину хватило одной.
– Ну и что? – он закурил и жестом предложил стул.
Знаменский сел. Но решительно нечем было удовлетворить любопытство начальника отдела. Стандартный с виду бродяга, стандартные допросы, стандартная бумажная карусель проверок.
– Вадим Александрович, он уже менял показания… – произнес Знаменский; вяло произнес, потому что не был увлечен делом, рад бы закруглить его, да отчего то не получалось.
Скопин щелчком стряхнул пепел, не дождался продолжения и поставил росчерк.
В проходной Бутырки Томин сказал:
– Насчет Ленинграда я сам прозондирую.
– Сделай одолжение.
Знаменский заполнял бланки вызова арестованных, Томин отошел поболтать с дежурной.
– Тишина у вас – в ушах звенит.
– Так ведь тюрьма… Кого будете вызывать?
– Ковальского.
Дежурная покопалась в картотеке:
– Двадцать седьмая камера.
– Ниночка, найди там еще Петрова! – попросил от стола Знаменский.
– Тоже в двадцать седьмой, – откликнулась она и добавила простодушно: – Двадцать седьмая сегодня в бане была.
– Слышь, Паша, оба чистенькие!
– Рад за них.
– А что у тебя за Петров?
– Бомж и зэ.
– Что о? – поразился Томин.
– Гражданин без определенного места жительства и занятий.
– Что такое бомж, я как нибудь понимаю. А вот как тебе сунули такую мелкоту? Больше некому возиться?
– Данилыч возился. Теперь его дела роздали другим.
– А а…
– Что с Данилычем? – встревожилась Ниночка.
– Помяли его старые знакомые. В госпитале лежит.
– А ах! – жалобно протянула девушка.
– Ничего, он крепкий, – успокоил Томин, но для перестраховки постучал по деревянному прилавочку перед ее окошком.
Знаменский сдал бланки и получил ключ.
– Тридцать девятый кабинет, – сказала Ниночка, дрогнув ему навстречу ресницами.
Знаменский благодарно улыбнулся: тридцать девятый в отличие от остальных относительно просторен и светел.
Автоматическая железная дверь с лязгом отъехала вбок, и их приняло старинное каменное узилище, все недра которого круглосуточно и неистребимо пахли пареной капустой.
Ковальский был мошенник – обаятельная бесшабашная личность лет тридцати семи. Допрос его длился не более получаса. С Ковальским работалось легко и споро, если только не пытаться его брать на пушку.
Ему грозило два года (и какой уже раз!), что не лишало его юмора и оптимизма.
– Весьма содержательно, – оценил он протокол. – А ленинградские проказы не мои, верьте слову. Ковальский производит тонкие операции по удалению лишних денег. – Подозрения Томина задели его, так как касались довол
