Лаврова Ольга & Лавров Александр - Следствие Ведут Знатоки 08 (Побег)
ОЛЬГА ЛАВРОВА, АЛЕКСАНДР ЛАВРОВ
ПОБЕГ
СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАТОКИ – 8
Однажды Знаменский смеха ради подсчитал, сколько времени он провел за решеткой. Вышло, что из двенадцати лет милицейской работы – года три, если не три с половиной. На нарах, конечно, не спал, но отсидел таки по разным тюрьмам.
Таганку, по счастью, застал уже в последний момент. Она угнетала даже снаружи: от голых, откровенно казематных стен за версту несло арестантским духом, безысходной тоской. Внутри было, понятно, того хуже, особенно к вечеру, в резком свете прожекторов.
И все радовались, когда Таганку начали крушить и крушили (долго – не панельный дом сковырнуть), пока не обратили в грязный пустырь.
Но она осталась королевой уголовного фольклора («Таганка, все ночи, полные огня, Таганка, зачем сгубила ты меня…» и т. д.). Почему бы, кажется, не «воспеть» Матросскую Тишину или Пересыльную, прятавшуюся в путанице железнодорожных и трамвайных отстойников?
Или добротную Бутырскую крепость, в которой, к слову, содержали еще Пугачева? Ан нет, символом неволи утвердилась вонючая Таганка. (А в нынешние времена это самое «зачем сгубила» возвели в ранг эстрадной песни под электронный визг и гром. Ну да ладно, не о том речь).
Тех, кто «сидел за Петровкой», чаще всего помещали в Бутырку. Официальное название – «следственный изолятор».
Доехать туда было просто – практически центр города; тюремная стена замаскирована от прохожих жилым домом, так что и морально легче – нырнул в невинный с виду подъезд, в руке портфельчик. Кто знает, что там у тебя набито в портфельчике?
Сегодня Знаменский был даже с «дипломатом», потому что папочку вез тоненькую, почти невесомую. Начальство подкинуло для отдохновения после многомесячного изнурительного дела пустяковое происшествие. Ему бы нипочем и не попасть в кабинет серьезного следователя, но заявители, они же потерпевшие, подняли бучу, что совершен чуть ли не теракт против представителей власти, и областной милицейский работник, спасаясь от их давления, сплавил «теракт» в Москву.
А всего то и было, что на строительстве дороги бульдозерист зло подшутил над прорабом: во время совещания придвинул его будку к самому краю карьера, так что вылезти нельзя и даже ворохнуться внутри боязно – как бы не покатиться вниз. Полчаса, проведенные высоким совещанием в этой ловушке, показались ему за сутки.
После банды уголовников, сплошь рецидивистов, которыми Знаменский до того занимался (грабители, насильники, сбытчики краденого, наводчики), бульдозерист Багров явился для него сущей отрадой.
Родился и до сорока пяти лет прожил он в небольшом по нынешним меркам городе, имевшем некогда важное торговое и политическое значение и славную историю. Багров этой историей интересовался, гордился, ею подпитывал врожденное чувство собственного достоинства, своей человеческой ценности.
Исконно русским духом веяло от высокой плечистой его фигуры, крупной головы, сильно и четко прорисованного лица. Приятно было слушать говор, не испорченный ни блатными словечками, ни столичным жаргоном, замешанным на газетно телевизионных штампах, отголосках модных анекдотов и иностранщине.
Глаза смотрели прямо, порой вызывающе, но на дне их таилась слабость. Воля была надломлена многолетним пьянством. И жаль становилось недюжинную натуру, без толку тратившую и понемногу утрачивавшую себя.
В тюрьме Багров томился чуждым ему обществом сокамерников, а особенно остро – бездельем. К Знаменскому с первой встречи расположился дружелюбно, охотно «балакал» обо всем, но сердца не распахив
