Лазарчук Андрей - Жестяной Бор
Андрей ЛАЗАРЧУК
ЖЕСТЯНОЙ БОР
Отсутствующие редко бывают правы,
зато всегда остаются в живых.
Станислав Ежи Лец
Они вышли - Юсуф по-кошачьи скользнул за дверь, оглядываясь по
сторонам, за ним тяжелым, но упругим шагом двинулся Присяжни, в дверях
обернулся и подмигнул Андрису; дверь закрылась, замок щелкнул, загудел
лифт... Андрис, хромая, - действие стиндола кончалось, боль просыпалась
понемногу и начинала ворочаться - обошел комнату, поставил на место
стулья, постоял у окна, открыл окно - сильный запах пыли и сама пыль между
рамами, несколько дохлых сухих мух, маленький прошлогодний листочек
непонятного дерева - сходил в ванную, нашел тряпку, намочил ее, вернулся,
вытер пыль, открыл наружную раму - с треском, с осыпающейся старой краской
- и в комнату потек горячий, пахнущий бетоном воздух этого исполинского
двора-квартала-колодца, ворвались звуки: детские крики, велосипедные
звонки, лай, скрип качелей, разговоры, музыка, что-то еще - звуковой
Вавилон, и все это с током нагретого воздуха взлетает сюда, к
шестнадцатому этажу, и распространяется здесь... не брюзжи, оборвал он
себя, брюзжать некогда, некогда... но очень хочется. Чувство, что все ни к
черту, что не получается, что началось скверно и сквернее кончится - это
чувство не оставляло его с самого первого дня, если первым считать тот,
когда Хаппа позвонил ему домой и сказал, что хотел бы поговорить с глазу
на глаз; сменив погоны на генеральские, Хаппа сменил и место жительства,
из городской квартиры перебравшись в пригородный охраняемый поселок, -
Андрис испытал острый приступ злости, когда на своем видавшем виды "фиате"
стоял перед шлагбаумом и ждал, пока гладкие, как коты, охранники сверяются
со списками приглашенных. Жена у Хенрика тоже была новая, кажется, уже
четвертая по счету, молодая и красивая еврейка, это было в духе Хенрика -
раздавать пощечины общественным вкусам; Андрис как-то раз видел ее издали
и мельком, под ручку с гордо выступающим Хенриком; вблизи она была еще
симпатичнее. Она посидела с ними несколько минут, потом прикатила столик с
бокалами и бутылками и тихонечко исчезла. Помянули доктора, потом
заговорили о деле. Дело было странным. Несколько дней назад Присяжни - он
теперь начальник полиции в Платиборе - прислал доклад, прислал именно
Хаппе, через голову своего непосредственного начальства и вообще против
всех правил и обычаев, впрочем, это неважно - доклад, в котором собрал
удивительные вещи. Без видимых причин за последние три месяца в Платиборе
цены на наркотики упали в десять раз. Оптовые торговцы разорялись,
некоторые сбежали, двое погибли: Гробокопатель то ли сам повесился, то ли
помогли ему, а Цыганочку Берковец увезли в лес и убили, как убивают обычно
несостоятельных должников: привязали к дереву и распороли живот. Мелкота,
торговавшая в розницу, вела себя дико: средь бела дня приставала ко всем
подряд, умоляя купить за бросовую цену вообще все: от травки до "стрипа";
ими, а также приезжими, желавшими затовариться на дармовщину, Присяжни
набил всю тюрьму и стал делиться с соседями. Перестали покупать, в один
голос говорили все арестованные. Присяжни проверил это и с другой стороны.
Самые заядлые, самые конченые торчки завязали или почти завязали. По
инерции они продолжали кучковаться, но кучки быстро и небескровно
распадались. Отвратило - так отвечали, если приставали с расспросами.
Отвратило - и все тут. Присяжни был в некоторой растерянности. Весь его
опыт и вся его знаменитая интуиция подсказывали
