Левшин Игорь - Этико-Эстетическое Пространство Курносова-Сорокина
Игорь Левшин
Этико-эстетическое пространство Курносова-Сорокина
У этики с эстетикой сложные отношения были всегда и везде.
В нашем веке, особенно во второй половине, все запуталось
дальше некуда. В махровые времена "крутых" перформансов уже
начало казаться, что власть переменилась: если когда-то этика
помыкала эстетикой и не стесняясь объявляла ее то и дело своей
служанкой, а себя ни много ни мало оправданием ее
существования, то теперь художники, не спросясь, стали
захватывать области этики, включая их или их обломки в свои
"акции". Берут то, что плохо лежит. Йозеф Бойс покусился даже
на то, что там, у них лежит хорошо: решил попробовать в
качестве материала политику. Масло, холст, скандал. Смешанная
техника. Впрочем, масла с холстом не было.
Россию так не растрясешь. Здесь этика - государственная
религия. Ты еще можешь носить неправильного цвета блузу,
побрить череп, но уже выкрасив без санкции правительства
скамейку в золотой цвет, ты рискуешь, как доказал художник
Анатолий Жигалов, загреметь в психушку. И вот миллионы
советских обывателей ждут: проглотит проржавевшая
государственная машина слово из трех букв на Красной площади
или тех (точней, ЭТИ'х), чьи тела это слово составили. Мелкое
хулиганство ("Экспроприация Территории Искусства") вырастает
здесь в крупный, если не великий эстетический акт. Искусство
народное по форме и содержанию.
Но Литература. Это здание строилось на века, и укоренено
оно в земле нашей подвалами - куда там Лубянке.
Что ему Виктор Ерофеев. Может, Сорокин? О нем речь и
пойдет ниже, несколько ниже. Собственно, только о нем и пойдет
дальше речь. Почти.
А стоит ли о нем говорить? В праздной Германии о нем
трактуют - есть такие сведения - тридцать пять диссертаций.
Отсутствии фамилии одного из шести финалистов-претендентов
на "премию Букера" в статье по современной русской литературе
воспринимается не как рассеянность, но как замалчивание. Так не
лучше ли помолчать мне? Увы, кое-что сказать я обязан. При всей
личной симпатии к автору, меня, каюсь, волнует не то, линчует
его толпа за "Обелиск" или "Месяц в Дахау", точней не только
это. И если да, кстати, то толпа опять окажется неправа, как
будет ясно из дальнейшего. Толпа на то и толпа. Меня волнует
его поведение как прием, поведение в узком, житейском смысле.
Чем были бы тексты Рубинштейна без перелистывания
карточек? Чем-то другим. А Пригов без "приговщины"? Что входит
в Легенду о Владимире Сорокине? То, что он играет на досуге
(или на рояле) мазурки Шопена, что тексты свои сам не читает и
что о текстах этих отзывается достаточно экстравагантно.
Оставив в стороне Шопена, Бог с ним, скажу, что следующее
слышал лично:
1. я не занимаюсь литературой, 2. эти тексты сами по себе
не литература, 3. я не ощущаю себя автором этих произведений.
"Я тоже не ощущаю", - говорит Аркадий Бартов. Бартовский
(Р.Барта, А.Бартова?) мотив, разговор во французском духе. Поза
это или не поза - спорят А.Монастырский, И.Бакштейн и М.Рыклин
на страницах специального "сорокинского" выпуска журнала
"Эпсилон-салон", существующего скорей в воображении его
издателя - Николая Байтова. Сходятся на том, кажется, что,
все-таки, не поза и не проза. Жанр, близкий визуальному
искусству в современном, конечно, понимании, - предлагает
версию Монастырский. О чем это он, куда клонит патриарх
"романтического концептуализма" (термин Б.Гройса времен "А-Я").
Кивок в направлении М.Дюшана. Книга, будь она помещена в музее
современного искусства ряд
