Библиотека в кармане -русские авторы

         

Лесков Николай Семенович - По Поводу Крейцеровой Сонаты


Н.С.Лесков
По поводу крейцеровой сонаты
Всякая девушка нравственно выше мужчины, потому что
несравненно его чище. Девушка, выходя замуж,
всегда выше своего мужа. Она выше его и девушкой, и
становясь женщиной в нашем быту.
Л. Толстой.
I
Хоронили Федора Михайловича Достоевского. День был суровый и пасмурный.
Я в этот день был нездоров и с большим над собою усилием проводил гроб до
ворот Невского монастыря. В воротах произошла большая давка. В тесноте
раздались стоны и крики. Драматург Аверкиев показался на возвышении над
толпою и что-то кричал. Голос у него был громкий, но разобрать слов было
невозможно. Одни говорили, что он учреждает порядок, и хвалили его за это, а
другие на него сердились. Я остался в числе тех, которых не пропустили в
ограду, и, не видя цели оставаться здесь долее, возвратился домой, выпил
теплого чаю и уснул. От холода и разнородных впечатлений я чувствовал себя
очень уставшим и спал так крепко и долго, что не встал к обеду. Обеда мне в
этот день так и не пришлось есть, потому что к сумме разнородных впечатлений
неожиданно прибавилось еще одно новое, весьма меня взволновавшее.
В густые сумерки меня разбудила моя девушка, сказав мне, что ко мне
пришла какая-то незнакомая дама и не хочет уходить, а настойчиво просит,
чтобы я ее принял. Дамские посещения к нашему брату, пожилому писателю, вещь
довольно обыкновенная. Немало девиц и дам ходят к нам просить советов для их
литературных опытов или ищут у нас какого-нибудь содействия в устройстве их
дел с незнакомыми редакциями. Поэтому приход дамы и даже ее настойчивость
меня нисколько не удивили. Когда горе велико, а нужда неотступчива - не
мудрено сделаться и настойчивым.
Я сказал девушке, чтобы она попросила даму в кабинет, и сам стал
приводить себя в порядок. Когда я вошел в свой кабинет, на большом столе
была зажжена моя рабочая лампа. Она сильно освещала стол, но комната
оставалась в полумраке. Незнакомая дама, сделавшая мне на этот раз визит,
была мне действительно незнакома.
Когда я отыскал ее глазами и хотел ее просить сесть в кресло, мне
показалось, что она как будто избегает освещенных мест комнаты и старается
держаться в тени. Это меня удивило. Особы, мало застенчивые, неопытные,
иногда церемонятся и стесняются таким же образом, но удивительнее всего мне
показалось ажитированное состояние этой дамы, которое мне как-то
чувствовалось и сообщалось. Она была одета прекрасно, скромно, на ней было
все дорогое и изящное: прекрасное плюшевое пальто, которое она не сняла в
прихожей и в котором оставалась все время, пока говорила со мной; черная
изящная шляпочка, очевидно парижской модели, а не русского производства, и
черная вуалетка. сложенная вдвое и завязанная назади так, что я мог видеть
только белый круглый подбородок и иногда сверкание глаз сквозь двойную сетку
вуали. Вместо того чтобы назвать себя и сказать цель своего прихода, она
начала с того, что сказала мне:
- Могу ли я рассчитывать на то, что вам нет никакого дела до моего
имени?
Я отвечал ей, что она на это вполне может рассчитывать. Тогда она
попросила меня сесть в кресло перед лампой, бесцеремонно подвинула зеленый
тафтяной кружок на абажуре лампы так, что весь свет падал на меня и затемнял
ее лицо, и сама села по другой бок стола и снова спросила:
- Вы одинокий?
Я отвечал ей, что она не ошибается: я - одинокий...
- Могу ли я говорить с вами совершенно откровенно? Я отвечал ей, что
если она питает ко мне доверие, то я не вижу, что мешает говорить так,





Содержание раздела