Библиотека в кармане -русские авторы

         

Либерман Анатолий - В Пустыне Чахлой И Скупой


Анатолий Либерман
"В пустыне чахлой и скупой..."
Юрий Дружников под градом послушливых стрел
За последнее время в российских журналах появилась серия ожесточенных
нападок на Юрия Дружникова. Мне незачем защищать его от этих нападок, так
как он прекрасно справится со своими противниками и сам, но тон полемических
статей характерен: за разносами стоит нечто более существенное, чем
неприятие написанных Дружниковым книг. Оценка романа или рассказа зависит от
пристрастий критика. Кто-то терпеть не может Достоевского, кого-то
раздражает ранний Пастернак. О чем говорить, о чем спорить? Но, как сказано,
в критикесочинений Дружникова заметно нечто более важное, чем попытка
унизить одного писателя. Об этом и пойдет речь.
Сначала небольшое отступление. Моя основная специальность --
языкознание и литературоведение. Я много печатался и до эмиграции (в 1975
году), и в Америке. После перестройки один мой добрый знакомый приехал ко
мне в гости и сказал: "Раньше каждая ваша статья была открытием. Вы и теперь
пишете хорошо, но это все же не тот уровень". Я промолчал: не мне судить. В
другой раз на обеде у крупного физика, бывшего москвича, оказался его старый
коллега, живущий в Москве. Разговор, естественно, зашел о физике, и я с
удивлением услышал те же слова, но теперь уже в адрес хозяина.
Заинтересовавшись, я стал спрашивать разных специалистов; выяснилось, что
всем им говорят одно и то же: "Ваш взлет был там, а здесь вы материально
расцвели, но духовно увяли".
Должно быть, в молодости мы были бойчее и безоглядней в своих
гипотезах, но наше всеобщее увядание за рубежом -- аберрация недоброго
зрения. Наши горизонты неимоверно расширились, а необходимость уже в зрелом
возрасте завоевывать новый, чуждый и в лучшем случае равнодушный к нам мир
сделали наш ум острей и выводы интересней. За снисходительным сожалением
бывших соотечественников угадывается тоскливое желание доказать самим себе,
что вдали от родины выросшего в России человека ждет только упадок.
В советское время насаждалось истерическое отношение к родине. Из
бесспорного положения, что человеку присуща любовь к своему отечеству,
заключили, что только дома и можно жить. Для народа, загнанного в
резервацию, это был удобный вывод. Еще удобнее он был для властей. Когда
границы открыты, люди приезжают и возвращаются. Как же иначе сочинить
"Письма русского путешественника", "Арагонскую хоту" и "Воспоминания о
Флоренции"? Нынешние россияне могут ехать в любую страну, в которую их
впускают. К несчастью, мышление многих из них до сих пор несет зримые черты
родного гетто. Владимир Дуров научил журавлей танцевать вальс, но однажды в
цирке забыли зарыть окно, и вся группа дрессированных птиц улетела. Хотя
найти их не удалось, вскоре к Дурову пришел крестьянин и сказал, что видел
странную картину: на соседнем болоте журавли танцуют вальс. Зачем бы им,
кажется? Рассказав эту притчу, возвращаюсь к Дружникову.
Перовое, что обращает на себя внимание в статьях против него, это
настойчивое подчеркивание американской "прописки" супостата и его должности.
Ю.Нечипоренко ("Писаная пошлость". "Москва", 1999, No 7) на двух страницах,
посвященных книге Дружникова "Русские мифы", неустанно повторяет:
американский профессор, американский перестройщик истории литературы,
эмигрант, и слово профессор -- самое частотное в его статье. Когда-то, давая
достойный отпор (гневную отповедь) израильской ли военщине, американским ли
поджигателям войны, немецким ли реваншистам, полагал





Содержание раздела