Литвиновы Анна И Сергей - Настя Капитонова 1 (Черно-Белый Танец)
АННА ЛИТВИНОВА, СЕРГЕЙ ЛИТВИНОВ
ЧЕРНО БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
Аннотация
Настя не помнила, как дошла до банкетного зала. Сегодня у нее свадьба, но этот день стал самым трагическим в жизни.
Только что она узнала, что ее возлюбленного, единственного мужчину всей ее жизни, отца ее будущего ребенка, приговорили к десяти годам заключения… А свадьба была лишь частью сделки, которую она заключила с собственной матерью: она, Настя, выходит замуж за бывшего своего кавалера Эжена, а мать нанимает самого лучшего в Москве адвоката для Арсения. Судили его за преступление дикое и жестокое, преступление, которого он не совершал.
Убиты в собственной квартире Настины дед и бабушка, украдены деньги и украшения, и все улики указывают на ее Арсения. И Настя, чтобы спасти Арсения, согласилась выйти за нелюбимого. Да, ей придется стать чужой женой, но это ненадолго. Она сделает все, чтобы найти настоящего убийцу, чтобы спасти своего возлюбленного…
Пролог
1982 год
Одним все, а другим ничего.
Вечный закон. Непреложный, незыблемый.
Он, как все, жил по закону.
Но так и не принял его. Не смирился.
Стылым февралем восемьдесят второго года он по привычке поймал «Свободу».
«Вражий голос» сквозь вой глушилок с несоветским придыханием сообщал: в московском метро произошла трагедия. Обвалился эскалатор на станции Авиамоторная. Чуть ли ни сотни жертв, московские врачи и милиция в панике.
А родное телевидение в это время рассказывало о трудовой вахте по исполнению решений двадцать шестого съезда КПСС. И о строительстве газопровода Уренгой Помары Ужгород. И об открытии новой художественной школы в Ашхабаде.
В общем, счастливая, успешная, благополучная страна.
Он понимал: вражьи голоса врут. Наверняка в метро никаких «сотен погибших» и никакой паники в рядах милиции. Трагическое, но не самое страшное происшествие. Так объявите же! Расскажите, вышлите съемочную группу, успокойте народ!
Нет. Всеобщее умолчание.
О, как же он ненавидел эту мерзкую страну!
Он презирал ее двуличие, ее мрак.
Он ненавидел кильки в томате, вареную колбасу в серых пятнах, тощих, плохо ощипанных кур. Его тошнило от баек про «развитой социализм». Какой развитой социализм?!
Он видел это «развитие». Оно — совсем рядом, за дверью распределителя на Грановского и сотой секции ГУМа. Там прячется россыпь роскошного финского салями, баночки свежей красной и черной икры, нежнейшая вырезка… К закрытым магазинам подъезжают черные «Волги», шофера распахивают дверцы перед спецконтингентом.
Контингент вальяжно направлялся к дверям…
Почему? За что? Чем они — жирные, лоснящиеся, самодовольные — заслужили все это?
Да, он привык к тому, что его страна живет по лживым, двуличным законам.
Но, черт возьми, смиряться с этим он не собирался.
Он им еще устроит!
Прошло двадцать лет.
Наши дни.
Настя с Николенькой бросили машину на Таганке. Решили нырнуть в метро. Так выйдет куда быстрее, чем стоять в пробках.
В вагоне, уже изрядно набитом, Настя взяла Николеньку под руку. Провокационно прижалась к нему. Она чувствовала изумленные взгляды, устремленные на них, и ловила кайф от этих взглядов.
Народ явно не понимал, что это за парочка, в каких отношениях они состоят: юный, красивый, модно одетый атлет и женщина, очевидно старше его, но тоже молодая, яркая и весьма привлекательная. Он, если присмотреться и отвлечься от атлетической фигуры, — совсем еще мальчик. Ей на вид не больше тридцати (хотя на самом деле — ах, страшно подумать, — тридцать семь!) Он — на голову выше; аккуратно, ласково поддерживает свою спутницу, о
