Лукницкий Сергей - Из Бранных Книг (Рассказы)
Сергей Лукницкий
Из бранных книг (рассказы)
АВТОМОБИЛЬ
Когда-то я не знал, что глупо быть легким на подъем. Сидел дома, все у
меня шло ровно и, если смотреть философски, неплохо. Но вдруг русская хандра
куда-то потянула, я надел только ватник и отворил дверь.
Настроение держалось соответственно дождю, который лил, смывая
последнюю зелень с листвы.
Я дошел до конца улицы, оглянулся на оставленный дом и впервые тогда
подумал, а зачем, собственно, я вышел. Однако, не дав развиться
капитулянтским мыслям, зашагал, уже не оглядываясь, старательно обходя лужи,
и вскоре оказался на огромном пустыре, доселе мною никогда не виденном.
Странно, но это обстоятельство меня нисколько не взволновало.
От пустыря поднимался пар, ботинки мои промокли, глупо, что я не надел
сапоги, но не бежать же переодеваться, хотя, безусловно, надо было
вернуться.
Если б я вернулся, быть может, все пошло бы дальше по-другому. Но
занозой засевшая в голове примета, что, если вернуться, пути не будет, не
позволила мне это сделать. Теперь я знаю точно: сия примета существует для
того, чтобы каждый из нас, вернувшись, еще раз хорошенько подумал: а
правильный ли он выбрал путь? И вообще, надо ли куда-то идти?
Как бы то ни было, я шел вперед. Шагал себе через пустырь, а когда
оглянулся всего на секунду, то увидел, что серо-голубой туман закрыл уже
границы пустыря и теперь возвращаться вообще невозможно. Невозможно хотя бы
потому, что следы мои, если б я вдруг вздумал искать дорогу домой по ним,
затянуло водой.
А что касается общего направления, то кто мог поручиться, что сюда я
шел только прямо?
Низкое небо, почти задевающее за голову, - наверху, внизу - ни единой
кочки, на которую можно присесть, ни одного обнадеживающего луча света
вокруг и в довершение ко всему сгущающаяся мгла навевали тоскливый ужас.
Я поднял глаза к небу и стал всматриваться в дождинки, надеясь
разглядеть среди них хоть одну звездочку, чтобы было не так одиноко, как
вдруг именно в этот момент ноги мои ощутили вместо хлюпающей воды твердую
поверхность, и я понял, что выбрался на какую-то дорогу.
Что это за дорога, я не знал, никогда в жизни тут не был и даже не
слышал об этих местах, хотя жил не так далеко.
Но уже потому обрадовался, что дорога всегда имеет чудесное обыкновение
куда-то вести.
Мне решительно все равно, в какую сторону двигаться, поэтому я даже не
стал бросать жребий, а пошел в том направлении, куда несли меня ноги.
Однако прошел и час, и другой, и третий, а дорога все не кончалась, и,
сколько я ни вглядывался ни вперед, ни по сторонам, нигде я не мог заметить
никакой точки света и никакого намека на то, что могло бы мне хоть как-то
помочь сориентироваться.
Дорога едва различалась, но я заметил, что если смотреть, не
вглядываясь в ее очертания, а поверх нее, то уголки глаз довольно четко
различали границы обочины.
Долго ли, коротко ли я так шел, вспомнить не могу, но, конечно, устал
и, уже подумав о том, не снится ли мне вся эта дискомфортность, - потому что
это невероятно - вдруг заблудиться, как впереди я неожиданно увидел что-то
черное и вокруг этого черного - тоже черное, но поменьше, копошащееся и
множественное. Потом это множество распалось и превратилось в пятна, похожие
на людей.
На всякий случай я сошел с дороги, стараясь слиться с чернотой обочин,
подобрался ближе, поскольку страх куда-то исчез, а вместо него разгорелось
вдруг во мне яростное любопытство.
Подойдя ближе, я увидел, что это черное большое - есть не что иное, ка
