Львов Аркадий - Человек С Чужими Руками
Аркадий Львов
Человек с чужими руками
У профессора Валка были странности. Собственно, сам профессор был
убежден, что именно у него норма, а странности, или, точнее, аномалии, у
всех прочих. Под прочими разумелись не только его сотрудники, но и вся та
часть человеческого рода, которая имела неосторожность отстаивать
привычки, чуждые ему.
Работал профессор только стоя, у пюпитра, специально оборудованного для
него. "Человек начался тогда, - неустанно повторял он, - когда вопреки
воле творца ему удалось высвободить верхние конечности, чтобы с этим самым
творцом состязаться. Но для чего высвобождать нижние конечности? Чтобы
пользоваться задом? Заметьте, подавляющее большинство животных вообще не
пользуется им, а остальные - в исключительных случаях. Кстати, поэтому они
не страдают почечуем, то бишь геморроем, и малоприятными перебоями в
великих актах диссимиляции".
Каждое утро, в шесть пятнадцать, Валк собственноручно чистил свой
лучший костюм, прежде чем встать у пюпитра. В театр, в гости можно
заявиться в любом костюме, объяснял он, от этого никто не пострадает.
Напротив, этим вы дадите своим ближним высококалорийную пищу для
размышлений вслух. Но работа, труд - Валк держал перед носом оппонента
безукоризненно выпрямленный палец - этого не потерпит. Кстати, вспоминал
он, Робеспьер, тяжело больной, даже на казнь явился в безупречном костюме,
ибо безупречный костюм - это безупречная самодисциплина.
А великий Альберт, возражали ему, ведь он...
Что Альберт Эйнштейн, негодовал профессор, да, он подвязывал брюки
веревкой, но когда, скажите мне, когда? Когда работал или тогда, когда
принимал гостей? И наконец, взрывался Валк, в мятой пижаме и стоптанных
туфлях дерзайте у себя в спальне - пардон, на кухне, - а ко мне извольте
при полном параде.
- Как Робеспьер на казнь?
- Вот именно, - хохотал Валк, - на казнь, которая всю вашу жизнь будет
откладываться со дня на день.
"Со дня на день, со дня на день", - твердил он, хотя рядом уже никого
не было. И так всю жизнь: со дня на день. А утром, в пятницу, двадцать
седьмого июня, внезапно пришел день казни: в это утро сын профессора
Валка, Альберт Валк из Центральной лаборатории лазеров, лишился обеих рук.
Всю ночь накануне взрыва лаборатория работала.
Валку позвонили в семь, в восемь он уже был в клинике. Сначала он надел
нечищеный костюм, но едва захлопнулась дверь лифта, он тут же отворил ее
и, поднявшись к себе, привел костюм в идеальный порядок, а затем
отправился в клинику. Альберт был без сознания. Профессор снял простыню и
сделал шаг назад. Это был очень странный шаг: профессор явно падал, но
вместо падения получился шаг назад. Ему подставили стул, но он не сел, он
только ухватился за спинку. Это продолжалось двенадцать секунд - так
показала видеомагнитная запись.
Но никто, кроме самого профессора, не знал, каковы были его мысли в те
двенадцать секунд. Никто не знал, что профессору отчаянно хотелось
кричать, никто не знал, что профессор задавил крик чудовищной мыслью об
убийстве и самоубийстве, никто не знал, что на двенадцатой секунде
профессор решительно сказал себе: Валк, это не твой сын, Валк, ты должен,
только ты. И никто не знал, что после этого приказа профессор стал другим
человеком, с тем же именем - Александр Валк, - но другим, который уже
ничего не боялся, потому что только в бесстрастии могло быть спасение.
Через двенадцать часов Альберта Валка перевезли из операционной в
палату - теперь у него были, как прежде, две руки. Но остану
