Малахов Олег - Liberty
Олег Малахов
Liberty
Droiture through Pishogue
Не слишком приветливыми были глядящие вспять, говорили о нескончаемой
судороге человечества и не находили слов, когда хотели сказать что-то
облагороженное надеждой. Однажды студеный день застал врасплох некое
количество граждан, реально оценивающих сложные жизненные ситуации. Они не
смогли высказать свое мнение, когда им предложили стать участниками эпопеи
вычленения истины путем проведения опытов над неполноценными детьми.
Стройной и упорядоченной не могла быть их история, но над ними бесспорно
навис......
...хронометраж времени.
День утонул в блаженстве, приближаясь к залитому полуденным светом
телу... заняться не чем.
Меня зовут Гонцалес.
Я люблю тебя, Доминго.
И больше ничего не услышали они в открытом настежь вечернем тумане.
Похоже, что все забыли о той линии, которая проходила по телу
реанимированного ребенка в морозный день поздней осени года чьей-то
современности, и несвоевременность обнаружения чего исходила из простого
желания не беспокоить себя чем-то необъяснимым.
Линия на поверхности.
Глина осталась на пальцах человека, который не претендовал на звание
"художника", ему захотелось выйти в маленький солнечный город, и он нашел
свое желание вполне исполнимым. Их было так не мало в том мире, в котором он
жил, не художник, но его видели среди участников самых престижных конкурсов
и фестивалей. А он не находил слов, когда ему хотелось говорить с
обезьянами, и он не находил людей, когда ему хотелось говорить с людьми, но
бьет по глазам яркий свет неведомой планеты. Он не находил ей названия.
Так начинались будни градоначальников мастурбирующей планеты.
Стулья в баре из легкого метала, а сиденья обиты черной тканью, черной.
Девушка на улице, а теперь она удобно устроилась за столиком, зачиталась
книгой со страницами кирпичного цвета, более она не смотрела на меня, после
того, как взглянула, как будто случайно, по неосторожности, когда я принялся
пить кофе. Потом я глазами пытался поймать ее губы, целующие мои руки, в
которых таял шоколад зефира, пенился кофе без сахара (почему без сахара?), я
бодрился второй чашкой, а она уже встала и спрятала книжку в сумочку из
джинсовой ткани. Я забыл о своей работе, об интервью с Анжелой, у которой
что-то произошло с зубами, и мы решили перенести съемки, а ее дантист ушел в
отпуск, и она просила меня помочь ей, и Карл уже откуда-то узнал о ее
проблемах и уже искал ей замену, а Анжела не могла жить без подиума в свои
23 года. Я твердо решил не преследовать девушку с ресницами Клеопатры и
шершавыми пальцами, периодически листающими периодические издания и желтые
страницы неизвестных мне книг. Но я ощутил неоднозначность впечатления,
запах свеже сваренного мяса, залитого томатным соусом, ведь радость
заключалась в том, что педофилы не реагируют таким образом на девушек,
читающих книги в кафе и бросающих случайные взгляды на посетителей, и к тому
же не имеющих ничего общего с Клеопатрой и Рембрандтом; а оказывается,
педофилы в тайне мечтают о связи с мудрой и опытной стройной женщиной,
имеющей сухую жесткую, идеально сексуальную кожу, которая выдерживает
многократные выделения пота, и становится влажной лишь к определенному
моменту органичного экстаза, обычно заполняющего организм в процессе
третьего по счету затяжного и просторного оргазма. Ее руки и ноги эластичны,
и движения выверены, и взгляды не требовательны в силу того, что любое
совокупление изначально обречено на успех и обоюдное удовлетво
