Мамедгулузаде Джалил - Молла Фазлали
Джалил Мамедгулузаде
МОЛЛА ФАЗЛАЛИ
Под минбаром сидел незнакомый приезжий молла. По окон-чании марсия, когда
народ стал расходиться, я тоже вместе с другими вышел на улицу. Тут я заметил,
что виденный мною в мечети молла следует за мной. Когда я обернулся, он
почти-тельно произнес:
- Ахунд Молла-Насреддин1, (Во всех рассказах, где повествование ведется от
имени автора, писатель именует себя по взятому псевдониму "Молла Насреддин" -
ред.) сегодня я ваш гость.
- Гость от аллаха, - ответил я, и мы направились ко мне.
Звали его ахунд Молла-Фазлали. Ему можно было дать лет сорок
пять-пятьдесят; он был высокого роста и немного ху-дощав.
По дороге разговорились, и я узнал, что он по профессии марсияхан и
недавно приехал из Ирана, чтобы подработать в месяце мухаррам, после чего был
намерен вернуться на родину. В разговоре Молла дал мне понять, что
рассчитывает с моей помощью устроиться в какой-нибудь мечети. Я обещал сделать
все возможное, повторив, что, пока он здесь, я считаю его своим гостем.
Был вечер. Жена приготовила ужин. Поели, выпили чаю, побеседовали.
Настроение ахунда приподнялось, он даже спел для меня немного. Пел он неплохо:
как-никак всю жизнь был марсияханом и достаточно поработал над голосом.
Ахунду приготовили постель в соседней комнате, и он лег спать.
Ночью - не знаю, в котором часу - слышу: жена ворчит. Кого-то бранит, но
кого, за что - не могу понять. Прошло не-которое время. Слышу, она опять
бранится, бормоча себе под нос:
- Пепел тебе на голову, Молла!..
В полном недоумении я стал прислушиваться.
И тут до меня донесся припев "джонум-джонум", который мурлыкал ахунд
Молла-Фазлали.
Это и мешало жене спать. Но я через несколько минут уже крепко спал.
Проснулись мы рано. Напились чаю, позавтракали и, мирно беседуя, пошли на
базар, а оттуда - в мечеть. В тот же день я поговорил с кази, и было решено,
что Молла-Фазлали до де-вятого мухаррама будет петь в мечети Пирджаван.
Вечером, когда мы вернулись домой, я сказал жене, что гость наш устроился,
что ему более не о чем беспокоиться и, вероятно, он проспит ночь спокойно, не
тревожа нас.
Накормив и напоив Моллу, постлали ему постель. Потом погасили лампу в
нашей комнате. Чувствую сквозь сон - кто-то толкает меня. Проснулся.
- Жена, в чем дело?
Она сердито показала на окно.
- Посмотри, что делает твой гость.
Была лунная ночь. В окне тихо шевелились ветки тутового дерева.
- Может быть, это ветер, - сказал я. Но воздух был не-подвижен.
Я подошел к окну и высунул голову: наш гость, притянув из окна своей
комнаты ветку туты, срывал ягоду за ягодой и от-правлял в рот, тихо напевая
"джонум-джонум" и жалуясь са-мому себе:
- Ах, как я несчастлив!.. На чужбине в лунную ночь дол-жен спать один...
Я бесшумно отошел от окна и шепнул жене на ухо:
- Слушай, жена, у каждого свое горе. Ахунд Молла-Фазлали тоже, видно,
страдает... Но заклинаю тебя жизнью наших детей - закройся с головой одеялом и
не лишай меня сладко-го сна.
Утром я почему-то проснулся раньше обычного. Велел пост-лать ковер под
тутовым деревом. Туда же принесли самовар, и мы с гостем стали пить чай.
Спелая, сочная белая тутовая ягода упала около моего стакана, и я вспомнил
ночную сцену.
- Ахунд Молла-Фазлали! - обратился я к гостю. - Бо-юсь, что я не оказал
достаточного гостеприимства такому поч-тенному лицу, как вы; еще вчера днем я
имел в виду потрусить туту и подать вам поднос самых спелых ягод, дабы, вкусив
их, вы могли сравнить нашу туту с иранской. Прошу пр
