Марлитт Евгения - Имперская Графиня Гизела
Евгения МАРЛИТТ
ИМПЕРСКАЯ ГРАФИНЯ ГИЗЕЛА
Анонс
И вновь Марлитт... Иногда кажется, что вся восхитительная Барбара Картленд
вышла из книг Евгении Марлитт. На этот раз представляем вам "Имперскую графиню
Гизелу", которая на наших глазах из куколки, слабого ребенка превращается в
сознающую свое достоинство женщину, разрывает опутывающие ее интриги. Встреча
прекрасной Гизелы с бразильцем, бывшим немецким студентом, который некогда
оттолкнул слабое графское дитя, полны тайны и поэзии.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Наступил вечер. На небольшой нейнфельдской колокольне пробило шесть часов;
удары глухо загудели в воздухе; сильный ветер начинавшейся бури раздроблял
звуки. Несмотря на раннюю пору, непроницаемый мрак декабрьской ночи окутывал
землю. Что там, наверху, сверкающие звезды, в вечном блеске, величественно
сияли в пространстве, что там все было ясно и светло, как в майскую,
безоблачную, ароматную ночь, - кто помышлял о том во время этой грозно
бушевавшей бури, отделявшей небо от земли? Кому приходило в голову вспомнить о
нежном лунном сиянии, о матовом, серебряном блеске ночного небесного путника,
в этих мощных четырех стенах, подобно исполинской игральной кости высившихся
во мраке, по углам которых буря бессильно ударяла своим крылом? Во
внутренности этого громадного куба блистал и искрился свет, или, скорее, целое
пламя, управляемое и укрощаемое рукою человека. Нейнфельдская доменная печь
действовала на полную мощность.
Яркий багряный свет разливался по голым плитнякам стен и по почерневшим
лицам работников.
А в домне, подобно морской волне, пенилась и клокотала, и затем с
литейного ковша горючими слезами капала руда, тысячелетия недвижно и хладно
накоплявшаяся в недрах земли. И вот, когда в роковой для нее момент она
вырвалась из своей вековой тюрьмы, то для того лишь, чтобы по произволу и
прихоти человека, приняв какую либо форму, оцепенеть снова!
Окна мощного здания лишь матовым блеском мерцали снаружи, тогда как внутри
пламя поддерживалось в домне, откуда - точно чья-то дерзкая рука с размаху
кидала в небо полную горсть звезд - порою выбрасывался целый сноп искр,
бесследно рассыпавшихся в темноте.
Когда замер последний удар часов, дверь стоявшего неподалеку от завода
жилища, принадлежавшего горному мастеру, смотрителю завода, тихо отворилась.
Дверной колокольчик, бывало столь звонкий и неутомимый, на этот раз не подал
своего голоса, очевидно сдержанный чьей-нибудь заботливою рукой. На порог
появилась женщина.
- А, вот и зима! К Рождеству будет у нас славный снежок, - воскликнула
она.
В тоне этого восклицания слышалось веселое изумление, которое вырывается у
вас при неожиданной встрече с добрым старым приятелем... Голос был слишком
звучен и силен для женщины; тем не менее звуки его никогда не поражали слуха
прихожан Нейнфельда - всему сказанному этим мужественным голосом они верили,
как Евангелию.
Женщина осторожно начала спускаться со скользкого крыльца. Слегка
красноватый свет от ручного фонаря, который держала она в руке, бросал светлые
полосы на осыпанную пушистым снегом дорогу; но сильный порыв ветра в одно
мгновение смел этот нежный покров, который и закрутился в пространстве;
капюшон салопа ветер набросил ей на голову.
Пасторша опустила капюшон, крепче воткнула ослабевшую гребенку в толстые,
скрученные на затылке косы и надвинула глубоко на лоб платок, покрывавший ей
голову. Точно сказочная великанша стояла эта высокая и крепко сложенная
женщина среди снежной вьюги. Свет от фонаря
