Машкин Геннадий - Синее Море Белый Пароход
ГЕННАДИЙ МАШКИН
СИНЕЕ МОРЕ, БЕЛЫЙ ПАРОХОД
Аннотация
Повесть о дружбе русских и японских детей, встретившихся вскоре после Великой Отечественной войны на Южном Сахалине.
Лейтмотив произведения — сближение двух народов в трудное послевоенное время, которое писатель показал на уровне житейских взаимоотношений японской семьи и русских переселенцев.
1
— Пешком до театра военных действий нам не добраться, — сказал я ребятам в тот день, когда наши войска уже штурмовали Южный Сахалин.
— Главное — из города вырваться, — произнес Скулопендра, и кончики его рыжих волос вспыхнули в бруске дневного света. Из квадратной бойницы в стенке пещеры бил этот пучок.
— Может, уведем коляску отца? — посоветовал Борька.
— На инвалидной тарахтелке застрянешь в первой луже, — возразил Скулопендра.
— Над-до еще раз н-написать т-твоему отцу, — сказал Лесик, размахивая в полутьме пещеры белыми руками. — Он п-привезет «мерседес».
— И так должен привезти, — отозвался я. — Губную гармошку прислал? Прислал.
Трофейную эту гармошку мы получили в посылке. Что стоило отцу привезти с собой какой-нибудь «мерседес»? Отец как раз демобилизовался и скоро должен был приехать домой из Германии.
Об этом он написал в письме, которое вложил в посылку с гармошкой. В ответ я ему написал, чтобы он постарался привезти мне легковушку, какой-нибудь завалящий «мерседес». Она нам с ребятами очень бы пригодилась.
— Жалко гармошку, — сказал Борька и затилинькал на балалайке грустный вальс «Над волнами». — Был бы оркестрик… Я — на балалайке, ты — на гармошке, Скулопендра — на свистульке, Лесик пел бы…
Да, гармошку нам с мамой пришлось отнести на базар и обменять на галеты. Размоченные в молоке галеты любит мой больной брат Юрик. Иначе бы я не отдал гармошку маме.
Отец прислал ее нам с Юриком.
— Мы на фронте раздобудем целый духовой оркестр! — выпалил Скулопендра. — Я буду играть на самой здоровой трубе. — Он приставил ко рту кулак и надул щеки: — Бум-туру-рум…
— Перестаньте! — оборвал я их. — Надо думать о главном…
— М-мне отец с-снился вч-чера, — тихо сказал Лесик.
Мы наклонили головы. Отец Лесика погиб в битве с японцами на озере Хасан. И мы собирались мстить за него так же, как за моего деда, партизана.
Дед такой бравый на фотографии, что висит у нас на стене. Усы вверх подкручены. И на эфесе сабли рука с крупными костяшками пальцев.
Японцы сожгли деда в топке паровоза в двадцатом году. Я читал об этом в книжке про партизан Дальнего Востока. Было так… Вначале оккупанты делали вид, что борются за мир и поддержание порядка в Хабаровске и на всем Дальнем Востоке.
Но когда партизаны накостыляли по шее колчаковцам и выперли их из Хабаровска, японцы оскалили зубы. Они решили утопить советскую власть в партизанской крови. И вот генерал Сиродзу написал в хабаровской тогдашней газете, что японские войска покидают город.
Я наизусть помню две строчки из его брехни: «Жалко покидать население Дальнего Востока, с которым мы познакомились так близко, так кровно, питая к нему самую теплую дружбу. Желаем полного успеха в строительстве и сохранении мира и порядка».
А утром японцы ударили из пушек по городу.
Бабушка рассказывала, как отступали партизаны. Дед забежал домой проститься, и это сгубило его. Он не догнал свой отряд, который залег в тайге за пеньками.
Японцы ранили деда в ногу и схватили его. А потом раненого деда японцы кинули в раскаленные глубины паровозной топки… У бабушки в узелке на дне сундучка хранится шлак из топки того паровоза… Я не могу спокойно глядеть на дверцу гор
