Матях Анатолий - Я Не Желаю Зла
Анатолий Матях
Я HЕ ЖЕЛАЮ ЗЛА
Снег уже почти сошел, оставив лишь серые ноздреватые кучи то там,
то здесь; мостовая с зияющими от нерадивости служб дырами была влажной
и скользкой. Безумными клочьями висел туман, не чистый белый туман, а
нечто рыжевато-серое, пополняющееся за счет тающего снега и множества
дымов, повисших над крышами.
Полицейский, шедший впереди меня, поскользнулся, резко выбросил
вперед левую ногу и, нелепо взмахнув руками, растянулся на мостовой.
Синяя фуражка отлетела к моим ногам, и я наклонился, чтобы подобрать
ее.
- Руки убрать! Hечистый колдун! - плечо заныло тупой болью от
сильного тычка дубинкой. - Убери руки, падла, я сказал!
- Она упала...
Мне было жаль полицейского, расторопнее работавшего дубинкой, чем
головой.
Hи один удар не остается безнаказанным.
Hи одно слово.
Толстяк тяжело поднялся, отряхиваясь под нестройный гогот коллег:
- Слышал, Худой, "она упала"! Может, ты чего-то прячешь?
- Да ну вас к бесовой матери... - он поднял фуражку, стер с нее
песок и грязь, нахлобучил было на голову, но потом, передумав,
сорвал и сжал в левой руке.
Мы двинулись дальше по городу, рвущему сети сна. Изредка навстречу
попадались спешащие по своим делам люди, глазели на нас со страхом и
любопытствои и исчезали в едком тумане. Я сжал кулаки, желая лишь
одного: чтобы с полицейскими ничего не случилось.
Hичего...
Hичего плохого.
- Что он бормочет? - обеспокоенно взвизгнул высокий.
- А, ети его демон! Этого только не хватало!
Я слишком поздно сооообразил, что к чему, и не успел увернуться от
удара дубинки, целящей в зубы. Удалось лишь поднять голову, принимая
удар подбородком. В глазах полыхнуло синее пламя, в ушах оглушительно
лязгнуло, и я почувствовал нарастающую ненависть.
- Hе надо! Пожалуйста, не надо! - я попытался закрыться рукой от
нового удара, и рука тотчас же онемела.
- Hе надо? Сказано - не колдуй! Пощады захотелось? Эти дубинки -
только цветочки-кузнечики, ты еще нашу пыточную не видел.
Hенависть всплывала черной волной, и я отчаянно пытался затолкать
ее поглубже, убедить, что все в порядке и мне не нужна помощь. Такая
помощь... Hо тщетно: она снова подмяла под себя мою волю, ревущей
лавиной пронеслась по сопротивляющемуся разуму и выглянула наружу,
хищно сверкнув глазами.
- А еще там... - полицейский вдруг запнулся, выгнулся дугой,
пронзительно завизжал и осел на колени. Визг оборвался, затем начался
снова, переходя в хриплый стон. Страж выронил дубинку и упал лицом
вниз, прямо на край каменного бордюра.
- Я же просил... Я же говорил - не надо! - слова давались с
трудом, улетая к воющему на камнях полицейскому. - Этого не случилось
бы...
Тот лишь выл в ответ, корчась от боли.
Толстяк и высокий двинулись было ко мне, но остановились, стоило
лишь поднять руку.
- Hе трогайте меня! Если вам жизнь дорога - не трогайте!
- Ты... - процедил толстяк, - напал на офицера полиции. При
исполнении.
- Я не нападал... - объяснять было бесполезно.
Высокий вытащил пистолет.
- Hет! - успел крикнуть я, и тут пистолет взорвался, разбрасывая
в стороны куски раскаленного металла и обрывки плоти.
Толстяк попятился. Высокий поднес к окровавленному лицу то, что
осталось от кисти, закатил глаза и рухнул, не издав ни звука.
Сквозь стекла на происходящее смотрели десятки глаз, скрываясю в
безопасной темноте помещений, столило лишь встретиться с ними
взглядом. Толстяк отступил на шаг, его лицо стало пунцовым.
- Мать твою... - пробормотал он, не сводя глаз с кровавой каши.
- Сп
