Мелентьев Виталий - Иероглифы Сихотэ-Алиня
Виталий Григорьевич Мелентьев
Иероглифы Сихотэ-Алиня
В маленькой повести говорится о жизни и службе солдат-связистов на отдаленном посту, затерявшемся в глухой тайге. Рассказывая о повседневной службе, автор умело переплетает реальную и романтическую стороны жизни связистов, говорит о тех происшествиях, которые происходили с солдатами седьмого поста. В повесть вставлена легенда о государстве Бохай.
Последние шаги
Лошадь грудью раздвигала кустарник и подлесок. Из-под ее дрожащих от напряжения ног лениво взлетали жирные, непуганые фазаны. Подергивая острыми хвостами, они опускались в жесткую, одеревенелую траву и, моргая белыми веками, искоса рассматривали потную рыжую лошадь, армейскую двуколку и подталкивающих ее усталых солдат.
На гравийной вершине перевала двуколка остановилась. Рядовой Александр Губкин, невысокий розовощекий паренек, вытер пот с чистого лба и, оглядываясь по сторонам, улыбнулся.
Ему нравилось и светло-голубое, будто выцветшее на солнце, высокое небо, и соседние сопки в зарослях по-осеннему яркого разнолесья, и остроголовые вершины главного хребта Сихотэ-Алиня. Все было величаво-огромно и просторно. Саша глубоко вздохнул и подумал, что воздух в горах так чист и вкусен, что дышать им сущее наслаждение.
Рядовой Почуйко покосился на Губкина, понимающе ухмыльнулся и, встав ногой на спицу колеса, начал поправлять сползший брезент, которым была укрыта поклажа двуколки. Ему помешали вожжи, он отодвинул их в сторону.
Лошадь почувствовала движение вожжей и переступила с ноги на ногу. Двуколка скрипнула и покатилась назад. Колесная спица ушла из-под ног Почуйко. Он ухватился руками за веревки и закричал:
– Ратуйте!
Губкин решил, что Почуйко попал под колесо, и бросился ему на помощь.
Рослый, широкоплечий старшина Пряхин уперся спиной в задок двуколки и, краснея от натуги, медленно переступал ногами.
– Губкин! – хрипло выдохнул он. – Под колеса подкладывайте!
Губкин остановился, растерянно поморгал и кинулся разыскивать подкладку под колеса, но, как назло, ничего подходящего не находил. Перебирая ногами, старшина сползал все ниже и ниже. Лошадь испуганно заржала и, почуяв опасность, рванулась.
Ездовой схватил ее под уздцы, но она попятилась, нажимая на оглобли. Удержать двуколку, казалось, было невозможно. Она должна была, подминая кусты и людей, громыхая, покатиться вниз, в глубокий распадок.
Саша понял это и, встав рядом со старшиной, плечом принял ее напор. Он был так силен, что Саше на мгновение показалось, что у него хрустнули кости, и он тоскливо подумал: «Неужели не удержим?..»
Почему-то не подумалось о том, что двуколка может смять, даже убить его, – это казалось не то что нестрашным, а, скорее, невероятным. В эту минуту Губкину важна была не своя судьба, а что-то другое, несравненно более значительное и нужное.
В тот момент, когда и у Губкина, и у старшины уже иссякли силы, окованное железным ободом колесо скрежетнуло о вовремя подложенный рядовым Сенниковым камень, высекло искру и остановилось.
Бледный, перепуганный Почуйко сполз с двуколки на землю и стал прилаживать к колесу горный тормоз – плоскую железину, прикованную на цепь к оси. Старшина отошел в сторону, тяжело вздохнул, отряхнул зачем-то руки, покачал головой.
– Когда вы только взрослыми станете! – сдерживая раздражение, сказал он. – Все еще школьниками себя чувствуете.
Аркадий Сенников, красивый, высокий, стройный солдат, покривил тонкие губы и, процедив сквозь зубы: «Странно», подошел к лошади, похлопал ее по потному, все еще вздрагивающему
