Библиотека в кармане -русские авторы

         

Мележ Иван - Товарищи


Иван Мележ
ТОВАРИЩИ
- Больше никто не хочет выступить?
Никто... Тогда будем голосовать. Есть одно предложение - объявить
кандидату партии Баклану выговор. Кто за это, поднимите руки.
Председатель партийного собрания Гаврильчик, парень лет двадцати двух,
в черном суконном пиджаке и вышитой рубашке, обвел карими глазами пятерых
человек, сидевших в комнате.
- Все. Опустите руки. Единогласно.
Объявляем выговор.
Минуту стояла напряженная тишина.
Кто-то тяжело повернулся, резко заскрипел стул.
Гаврильчик взял со стола листок, на котором был записан порядок дня, и
объявил второй вопрос.
Баклан, широкоплечий, крепко сколоченный человек, в военной
гимнастерке, на когорой поблескивали два ордена, медленно поднялся и
направился к дверям.
- Ты куда, председатель? - спросил его Зубец, парторг.
- Покурить, - не глядя на парторга, бросил неохотно Баклан.
Он старался сохранить вид спокойного и уверенного человека, знающего
себе цену и не обращающего внимания на то, что о нем говорят. Его военные
хромовые сапоги постукивали твердо и громко. Все, кто сидел на собрании,
повернулись на этот стук и следили за Бакланом, пока тот, резко хлопнув
дверьми, не очутился в темном коридоре.
Здесь Баклан остановился, прикурил папиросу. Затянувшись всего
несколько раз, он бросил папиросу на пол и со злостью растер ее носком
сапога. Было досадно, что он хоть и старался на собрании казаться
спокойным, все-таки волновался, переживал, как мальчишка. Неприятно было
думать, что другие заметили это, и он мысленно выругал себя.
Из комнаты доносился спокойный хрипловатый, как будто простуженный
голос Зубца.
Баклан безучастно прислушался - Зубец говорил о зимней заготовке леса
для шахт Донбасса.
Вспомнились последние слова Гаврильчнка, которыми тот заключил
обсуждение отчета Баклана: "Объявить выговор".
"Объявить выговор..." - Баклан с иронией хмыкнул: такими странными и
нелепыми показались ему эти слова в применении к нему.
"Выговор - мне?"
Он помедлил немного, задумавшись, потом решительно вышел во двор.
Желтый свет из окна падал, на смятую мокрую траву, которая темновато,
масляно лоснилась. Проходя через двор, Баклан бросил мимолетный взгляд в
окно и увидел в нем рослую, с узкими покатыми плечами фигуру Зубца.
Конечно, этим выговором он обязан главным образом Зубцу. Тот давно уже
настаивал на самоотчете Баклана и теперь, выступая первым на собрании,
бросал ему колючие слова: "оторвался от жизни", "зазнался", "успокоился"...
У Баклана уже давно нелады с Зубцом, который всегда привязывался к нему
с чемнибудь, не хотел признавать заслуг Баклана и докучал ему частыми
разговорами о делах колхоза. Ему, Зубцу, все одно - заслуженный ты человек
или нет... И откуда у него такое пренебрежение к заслугам?
Если б у самого Зубца их было много, так ведь нет. Он, правда, тоже
воевал гдето на фронте, но как он там воевал, никто не знает, сам же он
почему-то не любит рассказывать об этом. Впрочем, по правде говоря, не так
трудно догадаться, почему он не любит, - просто, видно, не о чем
рассказывать. Баклан-то уверен, что вояка из него был не ахти какой. Зато
он теперь старается показать свою смелость, даже его, Василия, пробует
учить...
Баклан довольно далеко ушел от канцелярии и подумал, что пора бы
вернуться на собрание - там его ждут.
Но возвращаться не хотелось, и он медленно побрел домой.
Дома его дожидалась мать, старая молчаливая женщина с внимательными
черными глазами и светлыми, едва заметными бровями; она вязала сыну из
б





Содержание раздела