Библиотека в кармане -русские авторы

         

Мезозойский Эдуард & Синев Эллон - Биография


Эдуард Мезозойский и Эллон Синев
БИОГРАФИЯ
-- Живем, живем -- а зачем? Тайна веков. И разве постиг
кто-нибудь тонкую нитевидную сущность светил?
Виктор Пелевин, "Затворник и Шестипалый"
Вначале был папа. Отсканированный с какого-то
заграничного журнала, наспех отретушированный и вечно
недовольный -- таким он пытался его запомнить, но не
получилось: папик вскоре высветлился по краям, задал себе
степень прозрачности 80% и стерся навеки.
Мамы он тоже не помнил и даже порой сомневался: а была ли
родная... Да и вообще, в первые годы было не до предков: он
беспрерывно глотал память, наивно таращился на рамочки меню,
скролл-бары, двуглазое солнце за антибликовым небом и
интенсивно впитывал мир всеми тремястами точками на дюйм.
В его детской директории сидело несколько точно таких же
пацанов, рожденных от случайных фотографий и текстур. Но особой
дружбы не сложилось: каждый норовил куда-то убежать, да и его
вскоре тоже потянуло в странствия. Недолго думая, он шагнул в
тридцатидвухбитную темень и очутился на новом месте, окруженный
толпой незнакомых и неприветливых взрослых.
Очень скоро он придумал себе имя, расширение, нарастил
насыщенность и пошел в школу. Целыми днями они долбили хелпы,
получали двойки и подзатыльники, носились туда-сюда по дискам,
на переменках тайком баловались спецэффектами, а по вечерам
задвигали до беспамятства контрастность и, обалдевшие, долго
разглядывали звездочки на небе -- мечтали. В бесконечной
фиолетовой глубине им чудились тени будущего, утыканного
благородными поступками и исполнениями желаний. Например: вот
вырастем, обучимся -- и улетим туда, к звездам, за антиблик,
высадимся на очкастом солнце, построим орбитальную станцию.
Станем трехмерными, научим нарисованную зелень пахнуть, а буквы
-- звучать. Эх, только бы вырасти...
Безоблачное небо юности слегка коптил некий беглый и
очень старый эк-зек, схоронившийся в подвале их школьного
фолдера. Он злорадно скрипел, что всех ее обитателей рано или
поздно заколотят в Посткрипт и похоронят в братской могиле
фотонабора. Но в те годы они просто считали его тронутым и
всерьез не принимали -- никто не мог представить себе, что
живой файл можно куда-то заколотить. И уж тем более похоронить.
А потом появилась Она. Пробой в мальчишеском сознании.
Взгляд из-под воды на пылающее небо. Прекрасная, безупречная до
последнего пикселя. Некоторое время она жила на соседнем слое
-- "лэйере", как она его называла на монгольский манер, обнажая
бархатистый муар, -- и, разумеется, он влюбился в нее с первого
взгляда. Ночи напролет он читал ей стихи, отмахивал назойливых
курсоров, томился, убивался, разламывался в мозаику и на
коленях клялся в верности до самого Посткрипта... -- но она
оказалась обыкновенной стервой и, оставив ему на память шрам в
виде склонированного портрета-медальона, не попрощавшись,
исчезла.
Обезумевший, он заметался по дискам, стучась в
равнодушные фолдеры и пытаясь найти ее и убить, но не нашел, не
убил, вернулся домой, весь в слезах, соплях и отчаянии, и
поклялся больше никогда с безупречными не связываться. Ему
посоветовали заняться каким-нибудь делом, мол, время лечит, и
все такое, но он чувствовал себя способным на большее, нежели
тупое выравнивание цветовых уровней. Вскоре он заархивировался
и принялся за сочинение песен.
В самом деле, тратить время на неблагородные, недостойные
его призвания занятия -- глупо и расточительно. Разделять
цвета? Настраивать контрастность? Все это он давно
перепробов





Содержание раздела