Мирер Александр - Субмарина Голубой Кит
Александр Исаакович МИРЕР
СУБМАРИНА «ГОЛУБОЙ КИТ»
1. ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ДВОЕК
После уроков к Кате подошла Тося Матвеева и загнала ее в угол между
бюстом Ушинского и глянцевитым фикусом. Тося была решительная, рыжая и
легко краснела. Когда она краснела у доски, физичка Дора Абрамовна
говорила: «Пожар!..»
Загнав Катю в угол, Тося покраснела и выпалила:
— Гайдученко, ты получила пятерку!
Возражать было трудно. Катя действительно получила пятерку у новой
физички Доры Абрамовны, не считая пятерки по химии, и все это за один
день.
Возражать было очень трудно. Прежний учитель физики уехал, и целых
четыре недели физики не было совсем. На пятой неделе, когда седьмой «Б»
опять приготовился со вкусом провести пустой урок, пришел завуч. Класс
встал в печальной тишине. Завуч привел с собой Дору Абрамовну, и приятная
жизнь кончилась навсегда. Кругленькая седоватая учительница неторопливо и
вежливо проводила завуча до двери, сказала:
— Прекрасно! — и неторопливо уселась за свой стол.
Она говорила тихо. Так тихо, что никто не решался разговаривать —
даже шепотом. Она смотрела на каждого такими спокойными глазами, что
многие поняли сразу: с ней шутки будут плохи. А кто не понял сразу, тот
понял через пятнадцать минут.
Сначала Дора Абрамовна сделала перекличку. Закрыла журнал, а сверху
положила очки. Без очков ее глаза стали меньше, но остались пристальными и
такими, будто она видит, что у каждого за спиной.
— Березовский, что было задано на прошлом уроке?
Березовский встал с ужасным грохотом, а Тося Матвеева пискнула
синичьим голосом, потому что новая учительница вызывала Березовского,
глядя прямо на Березовского, а не на Баландину или на кого-нибудь еще на
букву «б» или другую букву алфавита!
Конечно, Березовский не помнил, что было задано на прошлом уроке —
пять недель назад то есть. И Дора Абрамовна посадила его и сказала очень
тихо:
— Прекрасно... — а потом: — Тогда вы, Матвеева.
Тося даже не покраснела, так она была изумлена странным поведением
новой учительницы. Вы только подумайте, последний урок был, когда еще о
ледоходе не думал никто, а сейчас все без пальто бегают! И надо помнить,
что было задано на то-о-ом уроке!
— Садитесь, Матвеева... — сказала Дора Абрамовна. — Может быть, Садов
помнит?
Так она спросила человек десять, и все не открывая журнала, и никто
не помнил, естественно, что было задано на том уроке. Зато все запомнили,
что Дора уже знает их всех в лицо и по фамилии. Но саму Дору Абрамовну
ничто не могло пронять. Даже общее восхищение ее памятью. Она подняла очки
с журнала и вызвала по алфавиту всех. От Аленького до Яковлевой. Тихим
голосом.
И всем поставила д в а. Кроме Кати Гайдученко.
Поначалу никто не испугался. Все думали, что новая учительница только
делает вид, что ставит в журнал двойки. Но после повторения пройденного,
перед самым звонком, Дора Абрамовна предупредила, обводя класс выпуклыми
глазами:
— Предупреждаю... Тем, кто получил двойку, не приходится рассчитывать
на хорошую оценку за четверть. Тройка, не более.
Получалось так, что весь седьмой «Б» получит за четверть тройку по
физике! Правда, кроме Гайдученко.
Затиснутая в угол, между Ушинским и фикусом, Катя в тысячный раз
вспомнила этот несчастный день, когда она совершила две ошибки. Первая —
сдуру призналась, что помнит заданное бывшим физиком Иван Иванычем,
уехавшим в Новосибирск. Вторая — что она обещала перед всем классом
получить двойку по физике и сравняться со всеми: чтоб у всех было по
двойке. И тогда