Михановский Владимир - Аполлон
Владимир Наумович МИХАНОВСКИЙ
АПОЛЛОН
ПРОЛОГ
Сны весны ясны и сини,
Гроз угрозы далеки.
По утрам ложится иней,
Ветки голы и легки.
Наливаются закаты,
Жить готовится трава.
Выйдешь ты на мост покатый -
Закружится голова.
Даже здесь, над низко висящими тучами, воздух, который врывался в
кабину сквозь чуть приспущенное стекло, казался насыщенным тревожными
запахами пробуждающейся тайги.
"Вот так и Аполлон скоро пробудится", - подумал Карпоносов и, оторвав
взгляд от пульта управления, посмотрел вниз.
Орнитоптер шел по основной траектории, давным-давно усвоенной его
памятью. Пробив облачный слой, аппарат вскоре пошел на снижение.
Прошло еще несколько минут - и лес внизу поредел, расступился,
уступив место обширной равнине. Посреди нее сиротливо белела заброшенная
башня космосвязи, похожая на старинную церквушку или часовню. К башне вели
две еще заметные тропинки, покрытые предутренним ледком. Картину довершали
несколько стожков прошлогодней соломы. Граница равнины и леса обозначалась
небольшой речкой, прочно закованной в ледяной панцирь.
Из-за линии горизонта плавно выплыли верхушки первых строений
Зеленого городка.
Предоставив себя автопилоту, Иван Михайлович не отрываясь смотрел
вниз, словно видел все это впервые - и стайки коттеджей, выбежавшие на
крутой берег реки, и строгие институтские корпуса, и матовые, день и ночь
светящиеся кубы биосинтеза, и многослойные испытательные полигоны для
выращиваемых в них белковых систем - гордости ученых и инженеров Зеленого.
Что греха таить - он волновался сегодня, как никогда, и быть может,
именно поэтому восприятие Карпоносова было особенно обостренным: он
обращал внимание на любую мелочь стремительно проплывающего пейзажа.
Кое-где вдоль городских улиц еще лежал снег, собранный в аккуратные
сугробы, съежившийся, потемневший.
Светило вот-вот должно показаться над горизонтом, на востоке с каждой
минутой ширилась неяркая полоса апрельской зари. "Скоро солнце напророчит
свет и радость навсегда, сладко-сладко забормочет пробужденная вода", -
мелькнуло у Карпоносова. В минуты сильного душевного волнения его мысли
непроизвольным образом выливались в строки стихов. Это же свойство перенял
и Аполлон.
Через некоторое время аппарат, взмахнув напоследок крыльями,
опустился на прозрачный купол биоцентра. Цепкие присоски впились в
пластиковую поверхность, и дверца орнитоптера тут же распахнулась.
Карпоносов, взявшись за поручень, ступил на серебристую ленту, и она,
вздрогнув, побежала, заструилась, словно ручеек, вниз, к вестибюлю,
украшенному розоватыми колоннами из марсианского Лабрадора.
Огромный сферический зал, еще хранивший в себе настороженную ночную
тишину, был пустынен. Он казался еще больше из-за дуговых металлических
перекрытий, которые успели потускнеть от времени.
Невидимый луч фотоэлемента скользнул по фигуре
конструктора-воспитателя, вспыхнул рубиновый глазок транспортной тележки,
но Иван Михайлович прошел мимо.
Карпоносов все привык делать не спеша и основательно. Последние две
сотни метров ему захотелось пройти пешком, чтобы еще раз сосредоточиться.
Ведь сейчас ему предстояло действие, венчающее долгие годы усилий большой
группы ученых разных специальностей, которую он возглавлял, его
единомышленников и друзей.
Несколько последних дней его мучила неясная мысль, но четко
сформулировать ее никак не удавалось. Что-то недодумали они с Аполлоном.
Недодумали, несмотря на восторженную оценку, которую дала возможностям
новой белковой системы в
