Моргун Леонид - Самый Крупный Экспонат
Леонид Моргун
САМЫЙ КРУПНЫЙ ЭКСПОНАТ
В детстве по вечерам Дениска любил сидеть на коленях у деда и слушать
его рассказы о Земле.
Почему-то дед избегал рассказывать о своих приключениях в Космосе.
Хотя порассказать он мог бы немало.
В молодости он работал на исследовательских судах.
Дениска знал назубок все книжки в пестрых обложках о походах деда на
славном "Громоносце", и о его друге Кире Вейсхольте, и о другом его друге -
Аке Борзом.
И о предательстве капитана Стормбрейнджера, и о посадке на Жадную
планету, и о стычке со стимволами, и о приключениях в Иллюзиане, и о
многом, многом другом.
Однако стоило попросить дзда рассказать о своих путешествиях, как он
немедленно хмурился, ворчал, замыкался в себе, да так. что потом из него
весь вечер слова не вытянешь.
Но старое, иссеченное шрамами и морщинами лицо его разглаживалось и
словно озарялось каким-то внутренним светом, когда он начинал рассказывать
о красавице-Земле, о прошлом ее и настоящем. О злобных королях и
благородных рыцарях, о кровопролитных войнах, о приключениях трех
мушкетеров и отважном Спартаке, о пирамидах и заколдованных замках, о
многомиллионных городах и о джунглях, где водились змеи, крокодилы и
обезьяны, о заснеженных вершинах гор, о тенистой прохладе лесов и о
таинственном, грозном и ласковом Океане.
Иногда Дениска спрашивал: - Деда, а какое оно, море? Это много-много
соленой воды, да?
И тогда дед рассказывал об огромных, величиной с добрую метеоракету,
но добродушных китах, об их меньших братьях, коварных кашалотах, о Великом
Кракене и о людях, которые на крохотных парусных суденышках покоряли моря,
об их враге - Летучем Голландце, и об их друзьях-дельфинах.
И долго потом после этих разговоров смотрел мальчик в иллюминатор, где
в бездонной космической черноте повис крохотный Красный Карлик - их
маленькое неласковое солнце, искал в телескоп далекую родину предков.
Минуло время, и Дениска превратился в лихого штурмана Дена.
Теперь уже он гонял корабли по всей Галактике, водил и грузовые
"трампы", и пассажирские "кабы", и исследовательские "лэбы".
Уходил за сотни светолет и возвращался домой после многомесячных
странствий, осунувшийся и побледневший или загоревший под чужим солнцем.
Порой по полгода валялся он по больницам после облучения, неделями в
барокамерах привыкал к нормальному давлению и не расставался с
гравикомпенсатором, отвыкая от перегрузок. А отдохнув с неделю дома, вновь
забрасывал на плечо потрепанный ранец - и снова в рейс.
Однажды по возвращении из полета не застал он дома никого.
Умер дед, за ним схоронили мать, погибшую при аварии в порту.
Вышла замуж и улетела куда-то за Сектор сестренка. Один остался
штурман Ден. Не было у него ни семьи, ни жены, ни детей.
Не успел он ими вовремя обзавестись. Как-то не до того было.
А после этого рейса на него и подавно никто бы не позарился.
Потому что после катастрофы в поясе Антропа собирали нашего Дена по
кусочкам.
Ему была назначена хорошая пенсия и все льготы, предусмотренные для
ветеранов. В Управлении ему предложили хорошие и непыльные должности
диспетчера, смотрителя станции, лоцмана. Но Ден отказался.
Он устал от Космоса.
Ему было тридцать пять лет, но все его называли Старым Деном.
Oн и в самом деле был стар. Своими сединами и неуверенной космолетской
походкой он походил на покойного деда, а опытом и рассудительностью
превосходил многих старых шкиперов. Он замкнулся в себе, никого не принимал
и ни к кому не ходил. Целыми днями лежал в своем доме
