Можаев Борис - Лесная Дорога
Борис Можаев
ЛЕСНАЯ ДОРОГА
- Как у вас голова насчет качки, крепкая? - спросил меня шофер Попков.
- А что? - я подозрительно посмотрел на его суровое, цвета кедровой
коры, лицо.
- Так, на всякий случай.
Я пожал плечами, - вроде нам не по морю плыть, а ехать по таежной
дороге. Но шофер больше - ни слова. Он, видимо, сердился на то, что
пришлось меня ждать, а тем временем ускользнул его начальник лесопункта
Мазепа. Лови его теперь на заснеженных лесных времянках!
Ехать нам далеко, километров за сто, до Ачинского лесопункта, аж в
предгорья Сихотэ-Алиня. Попков везет туда сено на своем грузовике. Где-то
ему еще надо нагрузиться - не то в Улове, не то в Баине. "Уточним на
месте, - сказал ему Мазепа. - Заедешь - найдешь меня".
Мне тоже нужен был этот самый Мазепа. В редакцию пришло письмо от
рыбнадзора. "На Теплой протоке гибнет кета... Мазепа уничтожает
нерестилища. Помогите! Чуряков".
Накануне я звонил из редакции директору леспромхоза, просил с утра
задержать Мазепу, разумеется не сказав - по какой причине.
Мазепа у газетчиков был на хорошем счету. И директор, видимо, понял,
что будет очередная похвала. Поэтому он не стал задерживать своего
начальника лесопункта. А когда увидел меня, только руками развел: "Поздно
прилетел самолет... Опоздали, дорогой мой. Мазепа-то уехал..." - "Какая
жалость!" - "Ну ничего - нагоните. Я задержал тут грузовик".
День выдался морозный, солнечный, с тем необыкновенно чистым и бодрым
снежным духом, который бывает только в начале зимы.
Дорога из Трухачева потянулась к сопкам, пропадая в частом буром
мелколесье. Грузовик шел резво по накатанной снежной колее. Хотя еще и
октябрь не кончился, но снегу в тайге навалило по колено. Ранняя зима
выпала. Дубы стояли огненно-рыжими, не потерявшими ни единого листика; и
даже голенастый маньчжурский орех топырил еще в зеленоватое холодное небо
поредевшие, свернутые в трубку длинные листья.
Клубились паром незастывшие бурные таежные протоки, а на обмелевших
речных перекатах, мотая обнаженными спинными плавниками, обдираясь о
коряги и камни, на брюхе ползла, пробираясь вверх, кета. Нерест все еще
продолжался.
Мой попутчик сидит за баранкой прямо, вытянув вперед подбородок, словно
правофланговый в строю, по которому все должны равняться. И фуфайка на нем
защитного цвета, и шапка серая армейская; будто он и впрямь только со
службы. Но ему уже за сорок - баранку он крутит нехотя, как бы между
прочим; и, глядя на его строго сведенные брови и немигающие глаза, можно
подумать, что машину ведут не руки, а вот эти насупленные брови.
- Давно здесь работаете? - пытаюсь я завести беседу.
- С детства.
- И все шофером?
- Раньше плоты гонял по Бурлиту.
- Какие плоты?
- Леспромхозовские, какие же еще? Раньше в плотах сплавляли лес-то. А
мой батя вроде за лоцмана был. И меня держал при деле...
- Что ж вы ушли? Шофером выгодней?
Он как-то искоса смерил меня взглядом, криво усмехнулся:
- Ты что, нездешний?
- Да вроде бы...
- Чудак. Ныне одни кедры валят... А кедра и морем плывет. Зачем же ее в
плоты вязать?
- Почему же вы одни кедры берете?
- Такой порядок, - ответил он просто.
- Но это же вредно для тайги...
- Само собой. Заламывается...
- Почему ж вы не протестуете?
- Чего?! - он опять удивленно искоса посмотрел на меня.
- Протестовать, говорю, надо. Тайга мертвой станет. Кедр уничтожат -
зверь уйдет...
- Из одного места уйдет, в другое придет. Зверь - он и есть зверь.
Намедни вон старуху волки съели. Одни валенки остались... В
