Можаев Борис - Симпатические Письма
Борис Можаев
СИМПАТИЧЕСКИЕ ПИСЬМА
Дело было в Тиханове. Я жил у двоюродного брата Семена Семеновича
Бородина. Однажды хозяйка, вернувшись с полдневной дойки, сказала мне:
- Тебя спрашивала Даша Хожалка, которая с Выселок.
- Она жива еще!
Я вспомнил темнолицую худую женщину неопределенного возраста с
негнущейся ногой. Всю жизнь она работала в больнице нянькой, или,
по-старому, хожалкой, за что и получила свое прозвище, по которому ее
знали все в округе от малого до старого.
Помню, как в детстве мы, ребятишки, завидев ее, табуном бежали за ней и
кричали во след всякие обидные прозвища, как это делали все шалуны в
деревне при виде убогого: "Солдат с бородой, с деревянною ногой". Не то
еще: "Баба Яга - костяная нога!"
Ходила она быстро, решительно выбрасывая вперед, как кочергу, свою
негнущуюся ногу, и не обращала на нас никакого внимания. И мы скоро
отставали.
- Зачем я ей понадобился? - спросил я Настю.
- Ей подбрасывают эти самые... симпатические письма.
- Чего, чего? - удивился я. - Ты знаешь, что такое симпатические
письма?
- Которые со всякими оскорблениями и угрозами.
- Запомни, голова - два уха: симпатические письма пишутся невидимыми
чернилами, и чтобы их прочесть, надо либо погреть на огне, либо в раствор
опустить.
- А я что говорю! Которые против закона шпионы пишут.
- Какие тут шпионы? Окстись, милая.
- Шпионы, это я к примеру сказала. А здесь свои орудуют, да еще
родственники.
- Чем они пишут, молоком?
- Каким молоком? Чернилами.
- Симпатическими?
- Ну чего ты привязался? Дарью, говорю, обижают.
- Кто ее обижает?
- Сноха с подружкой. Они обе в больнице работают прачками. Вот и
развлекаются: письма эти самые сочиняют и подбрасывают Дарье под порог. А
то и по почте шлют.
- Она бы властям пожаловалась.
- Жаловалась! И письма эти в суд отнесла, и заявление писала. Но судья
отказалась разбирать ее дело. Говорит, передам в товарищеский суд. А Дарья
в слезы. Какой у нас товарищеский суд? Там тюх да матюх, да колупай с
братом. На смех подымут. Она руки на себя наложит. Ей-богу, правду говорю.
Сходил бы к судье. Поговорить надо. Не погибать же человеку.
И я пошел к судье.
Антонина Ивановна, так звали судью, встретила меня в своем кабинете;
это была худенькая женщина средних лет, одетая в серенький пиджачок, какие
носят домохозяйки, когда собираются сходить в магазин или на рынок. На
столе перед ней лежала целая кипа бумаг, сама она что-то усердно писала,
озабоченно сводя брови.
Я представился и спросил насчет дела Дарьи Горбуновой.
- Горбуновой, Горбуновой... - повторила она несколько раз. - Ах, да!
Это насчет шантажа и мелкого хулиганства? Разбирательству в суде не
подлежит. - Ее тоненькие брови сдвигали складку на переносице, отчего
придавали лицу выражение нахмуренное и сосредоточенное.
- Почему же?
- Это мелочи.
- Защитить доброго человека - дело не маленькое. Вызвать, да разобрать
в суде, да оштрафовать хулиганов...
Она только вздохнула и посмотрела на меня с укором.
- Видите, сколько дел скопилось! - указала на стопку бумаг перед собой.
- И все за неделю набралось. Тут голова кругом идет.
- А что за дела?
- Да все одно и то же: пьянство да хулиганство. Вот, оформляю на одного
ухаря. Шофер из рязанской АТК, на шефской помощи здесь. В Гордееве сразу
двух баб сшиб да мужику пятки отбил.
- Как это он ухитрился сразу трех зацепить?
- Эти поля осматривали, выбирали массивы для жатвы, какие поспелее -
метки ставили. Ну и сели на обочине, возле дороги, полдневать. А этот
