Набоков Владимир - Интервью Николаю Аллу
"Старое литературное обозрение" 2001, №1(277)
В настоящем выпуске журнала, посвященном столетию со дня рождения В.В.
Набокова, представлены непереиздававшиеся и малоизвестные тексты. Это
первое европейское и первое американское интервью писателя, заметки
маргинальных жанров - некролог, пародия - ценные мелочи, сопровождающие
главные книги: портрет И.В. Гессена переходит в "Другие берега", а тень
Амалии Фондаминской ложится на образ Александры Яковлевны Чернышевской из
"Дара"; пародия высвечивает смысловые закоулки известного рассказа Сирина
30-х годов.
Мы также предлагаем вниманию наших читателей впервые публикуемые на
русском языке главы двухтомной набоковской биографии Брайяна Бойда и
новейшие исследования, посвященные творчеству писателя.
[Интервью Николаю Аллу]
В.В. Сирин-Набоков в Нью-Йорке чувствует себя "своим". Работает сразу
над двумя книгами - английской и русской.
Владимир Владимирович Сирин-Набоков - один из двух русских писателей,
живших в Париже исключительно на доходы со своих литературных трудов.
"Другим таким писателем был Алданов", - рассказывает Вл. Вл. - "кроме
своей литературной работы, зарабатывавший еще сотрудничеством в "Последних
Новостях", главный литературный доход, конечно, приходил от переводных
произведений, т.к. книги на русском языке расходились слабо".
Вл. Владимирович сравнительно молодой писатель, начавший свою
литературную деятельность уже в эмиграции. Он скромно умалчивает о своих
стихах, которые считает "юношескими увлечениями" и небрежно говорит: "Да, у
меня есть две книжки стихов, но о них упоминать не стоит".[1]
Автор этих строк впервые увидел имя Сирина 18-19 лет назад под
прекрасным стихотворением, напечатанным в одной русской газете в Харбине и
начинавшиеся словами "На мызу, милые".[2] С тех пор утекло много воды,
строчки стихотворения позабылись, но живет еще то грустно-лирическое
чувство, навеянное стихами, где в красивых образах рассказывалась мечта о
возвращении в Россию. По-видимому, за такой длинный срок эта мечта приняла
уже какие-то другие, совсем не лирические формы.
Нью-Йорк тише и медлительнее Парижа
Влад. Владимирович приехал в Нью-Йорк из Парижа очень недавно[3], и
его впечатления о Нью-Йорке являются большим контрастом впечатлениям многих
других русских, приезжающих из Европы и, особенно, из Парижа.
"Нью-Йорк по красоте я ставлю не на последнее место", - говорит он,
"если не на второе. Что меня больше всего поражает и радует здесь, это -
тишина, стройность и соразмерность. По моему мнению, здесь никакой "спешки"
нет, и жизнь идет медленнее, чем в Париже. Конечно, по сравнению с Парижем,
здесь люди живут удобнее. На улицах царит удивительная тишина, которую я
объясняю одинаковостью звуков. В Европе звуки очень разнообразные и,
поэтому, значительно шумливее".
Вл. Вл. поражает свойство нью-йоркского дневного света.
"Здесь удивительно выделяются краски и совершенно другой тон
электрического света. Я не знаю, почему это, но мне здесь все напоминает
раскрашенную фотографию".
Здесь Вл. Вл. "очарован" главным образом "свободой в движениях", в
разговорах, замечательно простым и добрым отношением.
"Уже на пароходной пристани меня поразили таможенные чиновники", -
говорит Вл. Вл. "Когда они раскрыли мой чемодан и увидели две пары
боксерских перчаток, два чиновника надели их и стали боксировать. Третий
чиновник заинтересовался моей коллекцией бабочек и даже порекомендовал
[один] тип назвать "капитаном". Когда бокс и разговор о бабочках
за
