Набоков Владимир - Комната
Владимир Набоков
Комната
На перевод "Евгения Онегина"
Переводы с английского
Поэзия непереводима
Чтобы сказать это, не обязательно быть Набоковым. Впрочем, он это тоже
сказал. Переводя стихи, приходится, по словам Набокова, "выбирать между рифмой
и разумом". И все же стихи переводят и переводить будут. Почему, зачем?
Недоуменье взяло. Ну, прежде всего, затем что хочется. И не только
переводчику, читателю тоже. Обидно же раз за разом слышать: "Ах, Джон Донн!
Ах, Басё!" - и в глаза ни того ни другого ни разу не увидать. Можно, конечно,
засесть за изучение английского (японского, польского, немецкого) языка. Да
все как-то недосуг. Со своим бы управиться. Вот и читаешь переводы.
Это что касается потребностей читателя. А что требуется от переводчика?
Задача его, как я себе представляю, в том, чтобы по возможности точнее, "ближе
к тексту", передать звучание и мысль, "рифму и разум" (ну и ритмическое
построение тоже, но это не самое сложное). Передать и то и другое в
безупречной полноте по понятным причинам невозможно. Случаются, конечно,
удачи, но они редки. Один из лучших известных мне примеров дан самим Набоковым
в последних строках его английской поэмы "An Evening of Russian Poetry"
("Вечер русской поэзии"):
Bessonnitza, tvoy vzor oonil i strashen;
lubov moya, otstoopnika prostee.
(Insomnia, your stare is dull and ashen,
my love, forgive me this apostasy.)
Впрочем, это, боюсь, нельзя по чистой совести причислить к переводам как
таковым - тут все, скорее, было продумано заранее.
В итоге переводчику приходится сочинять нечто компромиссное.
Совсем уходить куда-то далеко от звучания и ритма - перед собой стыдно, да
и перед отечественным читателем тоже, ведь он, как ни крути, еще со времен
Жуковского, если не с более ранних, приучен к рифмованным переводам
рифмованных стихов и навряд ли в обозримом будущем согласится с Набоковым в
том, что "единственная цель и оправдание перевода - дать наиболее точные из
возможных сведения, а для этого годен лишь буквальный перевод, причем с
комментарием".
Уходить же совсем от смысла стыдно перед любимым автором - любимым, потому
что без любви ничего хоть сколько-нибудь путного не родишь - и, опять же,
перед собой. Есть еще третий путь, коим и Пушкин хаживал - сочинить, сохраняя
дух переводимого произведения, нечто свое. Но это уже другая история. В этой
публикации им пошел Григорий Кружков ("На перевод набоковского "На перевод
`Евгения Онегина' "), который как переводчик стихов ни в каких рекомендациях
давно уже не нуждается.
Что получается в итоге? Если не "скончавшийся под пыткой автор", то
"обманутый читатель" - обманутый в той или иной мере. И каков же выход, если
он вообще существует? Да вот именно тот, который предлагает эта публикация.
Свод переводов. Каждый из которых дает что-то свое - и по части музыки, и по
части смысла. Все вместе они образуют то, что какая-то из филологических наук
именует "логическим полем" переводимого сочинения. А дальше уж пусть читатель
разбирается, кто прав, кто виноват.
Собственно говоря, идея, лежащая в основе того, что предпринимает в
очередной раз "Иностранная литература", не нова. Еще в 1994 году (есть,
возможно, примеры и более ранние, но мне они неизвестны) издательство
"Интербук" выпустило книжку "Гамлет" в русских переводах XIX-XX веков",
которая, так и оставшись невостребованной, и поныне встречается мне на полках
книжных магазинов. А в 1998-м сразу два питерских издательства "Терция" и
"Кристалл" издали совме
