Библиотека в кармане -русские авторы

         

Набоков Владимир - Круг


Владимир Набоков
Круг
Во-вторых: потому что в нем разыгралась бешеная тоска по
России. В-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей
тогдашней молодости -- и всего связанного с нею -- злости,
неуклюжести, жара,-- и ослепительно-зеленых утр, когда в роще
можно было оглохнуть от иволог. Сидя в кафе и все разбавляя
бледнеющую сладость струей из сифона, он вспомнил прошлое со
стеснением сердца, с грустью-- с какой грустью? -- да с
грустью, еще недостаточно исследованной нами. Все это прошлое
поднялось вместе с поднимающейся от вздоха грудью,-- и медленно
восстал, расправил плечи покойный его отец, Илья Ильич Бычков,
le maоtre d'йcole chez nous au village (Школьный учитель у нас
в деревне (франц.)), в пышном черном галстуке бантом, в
чесучовом пиджаке, по-старинному высоко застегивающемся, зато и
расходящемся высоко,-- цепочка поперек жилета, лицо
красноватое, голова лысая, однако подернутая чем-то вроде
нежной шерсти, какая бывает на вешних рогах у оленя,--
множество складочек на щеках, и мягкие усы, и мясистая
бородавка у носа, словно лишний раз завернулась толстая ноздря.
Гимназистом, студентом, Иннокентий приезжал к отцу в Лешино на
каникулы,-- а если еще углубиться, можно вспомнить, как снесли
старую школу в конце села и построили новую. Закладка, молебен
на ветру, К. Н. Годунов-Чердынцев, бросающий золотой, монета
влипает ребром в глину... В этом новом, зернисто-каменном
здании несколько лет подряд -- и до сих пор, то есть по
зачислении в штат воспоминаний-- светло пахло клеем; в классах
лоснились различные пособия -- например, портреты луговых и
лесных вредителей... но особенно раздражали Иннокентия
подаренные Годуновым-Чердынцевым чучела птиц. Изволите
заигрывать с народом. Да, он чувствовал себя суровым плебеем,
его душила ненависть (или казалось так), когда, бывало, смотрел
через реку на заповедное, барское, кондовое, отражающееся
черными громадами в воде (и вдруг-- молочное облако черемухи
среди хвой).
Новая школа строилась на самом пороге века: тогда
Годунов-Чердынцев, возвратясь из пятого своего путешествия по
Центральной Азии, провел лето с молодой женой -- был ровно
вдвое ее старше -- в своем петербургском имении. До какой
глубины спускаешься. Боже мой!-- в хрустально-расплывчатом
тумане, точно все это происходило под водой. Иннокентий видел
себя почти младенцем, входящим с отцом в усадьбу, плывущим по
дивным комнатам,-- отец движется на цыпочках, держа перед собой
скрипучий пук мокрых ландышей,-- и все как будто мокро:
светится, скрипит и трепещет-- и ничего больше нельзя
разобрать,-- но это сделалось впоследствии воспоминанием
стыдным -- цветы, цыпочки и вспотевшие виски Ильи Ильича стали
тайными символами подобострастия, особенно когда он узнал, что
отец был выпутан "нашим барином" из мелкой, но прилипчивой,
политической истории -- угодил бы в глушь, кабы не его
заступничество.
Таня говаривала, что у них есть родственники не только в
животном царстве, но и в растительном, и в минеральном. И
точно; в честь Годунова-Чердынцева названы были новые виды
фазана, антилопы, рододендрона, и даже целый горный хребет (сам
он описывал главным образом насекомых). Но эти открытия его,
ученые заслуги и тысяча опасностей, пренебрежением к которым он
был знаменит, не всех могли заставить относиться снисходительно
к его родовитости и богатству. Не забудем, кроме того, чувств
известной части нашей интеллигенции, презирающей всякое
неприкладное естествоиспытание и потому упрекавш





Содержание раздела