Библиотека в кармане -русские авторы

         

Набоков Владимир - Машенька


ВЛАДИМИР НАБОКОВ
МАШЕНЬКА
Посвящаю моей жене
…Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь…
Пушкин
I
— Лев Глево… Лев Глебович? Ну и имя у вас, батенька, язык вывихнуть можно…
— Можно, — довольно холодно подтвердил Ганин, стараясь разглядеть в неожиданной темноте лицо своего собеседника. Он был раздражен дурацким положеньем, в которое они оба попали, и этим вынужденным разговором с чужим человеком.
— Я неспроста осведомился о вашем имени, — беззаботно продолжал голос, — По моему мнению, всякое имя…
— Давайте, я опять нажму кнопку, — прервал его Ганин.
— Нажимайте. Боюсь, не поможет. Так вот: всякое имя обязывает. Лев и Глеб — сложное, редкое соединение.

Оно от вас требует сухости, твердости, оригинальности. У меня имя поскромнее; а жену зовут совсем просто: Мария. Кстати, позвольте представиться: Алексей Иванович Алферов. Простите, я вам, кажется, на ногу наступил…
— Очень приятно, — сказал Ганин, нащупывая в темноте руку, которая тыкалась ему в обшлаг. — А как вы думаете, мы еще тут долго проторчим? Пора бы чтонибудь предпринять. Черт…
— Сядемка на лавку да подождем, — опять зазвучал над самым его ухом бойкий и докучливый голос. — Вчера, когда я приехал, мы с вами столкнулись в коридоре. Вечером, слышу, за стеной вы прокашлялись, и сразу по звуку кашля решил: земляк. Скажите, вы давно живете в этом пансионе?
— Давно. Спички у вас есть?
— Нету. Не курю. А пансион грязноват, — даром, что русский. У меня, знаете, большое счастье: жена из России приезжает. Четыре года, — шутка ли сказать… Дас.

А теперь не долго ждать. Нынче уже воскресенье.
— Тьма какая… — проговорил Ганин и хрустнул пальцами. — Интересно, который час…
Алферов шумно вздохнул; хлынул теплый, вялый запашок не совсем здорового, пожилого мужчины. Есть чтото грустное в таком запашке.
— Значит, — осталось шесть дней. Я так полагаю, что она в субботу приедет. Вот я вчера письмо от нее получил. Очень смешно она адрес написала. Жаль, что такая темень, а то показал бы.

Что вы там щупаете, голубчик? Эти оконца не открываются.
— Я не прочь их разбить, — сказал Ганин.
— Бросьте, Лев Глебович; не сыграть ли нам лучше в какоенибудь птижо? Я знаю удивительные, сам их сочиняю. Задумайте, например, какоенибудь двухзначное число.

Готово?
— Увольте, — сказал Ганин и бухнул раза два кулаком в стенку.
— Швейцар давно почивает, — всплыл голос Алферова, — так что и стучать бесполезно.
— Но согласитесь, что мы не можем всю ночь проторчать здесь.
— Кажется, придется. А не думаете ли вы, Лев Глебович, что есть нечто символическое в нашей встрече? Будучи еще на терра фирма, мы друг друга не знали, да так случилось, что вернулись домой в один и тот же час и вошли в это помещеньице вместе.

Кстати сказать, — какой тут пол тонкий! А под ним — черный колодец. Так вот, я говорил: мы молча вошли сюда, еще не зная друг друга, молча поплыли вверх и вдруг — стоп.

И наступила тьма.
— В чем же, собственно говоря, символ? — хмуро спросил Ганин.
— Да вот, в остановке, в неподвижности, в темноте этой. И в ожиданьи. Сегодня за обедом этот, — как его… старый писатель… да, Подтягин… — спорил со мной о смысле нашей эмигрантской жизни, нашего великого ожиданья.

Вы сегодня тут не обедали. Лев Глебович? — Нет. Был за городом.
— Теперь — весна. Там, должно быть, приятно.
Голос Алферова на несколько мгновений пропал и когда снова возник, был неприятно певуч, оттого что, говоря, Алферов вероятно улыбался:
— Вот когда жена моя приедет, я тоже с нею поеду за город. Она обожает прогул





Содержание раздела