Библиотека в кармане -русские авторы

         

Набоков Владимир - Порт


Владимир Набоков
Порт
В низкой парикмахерской пахло прелыми розами. Жарко и
тяжело жужжали мухи. Солнце лужами топленого меда горело на
полу, щипало блеском флаконы, сквозило сквозь долгую занавеску
в дверях: занавеска-- глиняные бусы да трубочки из бамбука,
вперемежку нанизанные на частые шнуры -- рассыпчато позвякивала
и переливалась, когда кто-нибудь, входя, плечом ее откидывал.
Перед собой, в тускловатом стекле, Никитин видел свое загорелое
лицо, лепные пряди ярких волос, сверканье ножниц, стрекотавших
над ухом,-- и глаза его были внимательны и строги, как это
всегда бывает, когда смотришься в зеркало. Накануне он приехал
из Константинополя, где жить стало невтерпеж, в этот древний
южно-французский порт; утром заходил в русское консульство, в
бюро труда, бродил по городу, узкими улочками сползающему к
морю, устал, разомлел и теперь зашел постричься, освежить
голову. Пол вокруг стула был уже усыпан яркими мышками,--
обрезками волос. Парикмахер набрал в ладонь жидкого мыла.
Вкусный холодок прошел по макушке, пальцы крепко втирали густую
пену,-- а потом грянул ледяной душ, екнуло сердце, мохнатое
полотенце заработало по лицу, по мокрым волосам.
Плечом пробив волнистый дождь занавески, Никитин вышел в
покатый переулок. Правая сторона была в тени, по левой в жарком
сиянии дрожал вдоль панели узкий ручей, девочка, черноволосая,
беззубая, в смуглых веснушках, ловила звонким ведром сверкавшую
струю; и ручей, и солнце, и фиолетовая тень,-- все текло,
скользило вниз, к морю: еще шаг, и там, в глубине, между стен,
вырастал его плотный сапфировый блеск. По теневой стороне шли
редкие прохожие. Попался навстречу негр в колониальной форме,--
лицо, как мокрая галоша. На тротуаре стоял соломенный стул, с
сидения мягко спрыгнула кошка. Медный провансальский голос
затараторил где-то в окне. Стукнул зеленый ставень. На лотке,
среди лиловых моллюсков, пахнувших морской травой, шероховатым
золотом отливали лимоны.
Сойдя к морю, Никитин с волнением поглядел на его густую
синеву, переходившую вдали в ослепительную серебристость,-- на
световую рябь, нежно игравшую по белому борту яхты,-- и потом,
пошатываясь от зноя, пошел разыскивать русский ресторанчик,
адрес которого он приметил на стене в консульстве,
В ресторанчике, как и в парикмахерской, было жарко,
грязновато. В глубине, на широкой стойке, сквозили закуски и
фрукты в волнах сизой кисеи, прикрывавшей их. Никитин сел,
расправил плечи: рубашка прилипла к спине. За соседним столиком
сидели двое русских, видимо, матросы с французского судна, а
поодаль одинокий старичок в золотых очках, чмокая и посасывая,
лакал с ложки борщ, Хозяйка, вытирая полотенцем пухлые руки,
материнским взглядом окинула вошедшего. Два лохматых щенка,
лопоча лапками, валялись на полу; Никитин свистнул; старая
облезлая сука с зеленой слизью в углах ласковых глаз положила
морду к нему на колени.
Один из моряков обратился к нему, сдержанно и неторопливо:
-- Отгоните. Блох напустит.
Никитин потрепал собаку по голове, поднял сияющие глаза.
-- Этого, знаете, не боюсь... Константинополь... Бараки...
Что вы думаете...
-- Недавно прибыли? -- спросил моряк. Голос -- ровный.
Сетка вместо рубашки. Весь прохладный, ловкий. Темные волосы
отчетливо сзади подстрижены. Чистый лоб. Общий вид порядочности
и спокойствия. -- Вчера вечером,-- отвечал Никитин. От борща,
от черного огненного вина он еще больше вспотел. Хотелось
смирно сидеть, тихо беседовать. В пройму двери вливалось яркое
солнц





Содержание раздела