Библиотека в кармане -русские авторы

         

Набоков Владимир - Совершенство


Владимир Набоков
Совершенство
"Итак, мы имеем две линии",-- говорил он Давиду бодрым,
почти восторженным голосом, точно иметь две линии -- редкое
счастье, которым можно гордиться. Давид был нежен и туповат.
Глядя, как разгораются его уши, Иванов предвидел, что не раз
будет сниться ему -- через тридцать, через сорок лет:
человеческий сон злопамятен.
Белокурый, худой, в желтой вязаной безрукавке, стянутой
ремешком, со шрамами на голых коленях и с тюремным оконцем
часиков на левой кисти, Давид в неудобнейшем положении сидел за
столом и стучал себя по зубам концом самопишущей ручки. Он в
школе плохо учился, пришлось взять репетитора.
"Теперь обратимся ко второй линии",-- говорил Иванов все с
той же нарочитой бодростью. По образованию он географ, но
знания его неприменимы: мертвое богатство, великолепное
поместье родовитого бедняка. Как прекрасны, например, старинные
карты. Дорожные карты римлян, подобные змеиной коже, длинные и
узорные, в продольных полосках каналообразных морей;
александрийские, где Англия и Ирландия, как две колбаски; карты
христианского средневековья, в пунцовых и травяных красках, с
райским востоком наверху и с Иерусалимом -- золотым пупом
мира-- посредине. Чудесные странствия: путешествующий игумен
сравнивает Иордан с родной черниговской речкой, царский
посланник заходит в страну, где люди гуляют под желтыми
солнышниками, тверской купец пробирается через густой женгел,
полный обезьян, в знойный край, управляемый голым князем.
Островок Вселенной растет: новые робкие очертания показываются
из легендарных туманов, медленно раздевается земля,-- и далеко
за морем уже проступает плечо Южной Америки, и дуют с углов
толстощекие ветры, из которых один в очках.
Карты картами,-- у Иванова было еще много других радостей
и причуд. Он долговяз, смугл, не очень молод; черная борода,
когда-то надолго строщенная и затем (в сербской парикмахерской)
сбритая, оставила на его лице вечную тень: малейшая поблажка, и
уже тень оживала, щетинилась. Он верным пребыл крахмальным
воротничкам и манжетам; у его рваных сорочек был спереди
хвостик, пристегивавшийся к кальсонам. Последнее время он
принужден был бессменно носить старый, выходной черный костюм,
обшитый тесьмой по отворотам (все остальное
истлело) и иногда, в пасмурный день, при нетребовательном
освещении, ему казалось, что он одет хорошо, строго. В галстуке
была какая-то фланелевая внутренность, которая прорывалась
наружу, приходилось подрезывать, совсем вынуть было жалко.
Он отправлялся около трех пополудни на урок к Давиду,
развинченной, подпрыгивающей походкой, подняв голову, глотая
молодой воздух раннего лета, и перекатывался его большой, уже
за утро оперившийся кадык. Однажды юноша в крагах, шедший по
другой стороне, тихим свистом подозвал его рассеянный взгляд, и
подняв вверх подбородок прошел так несколько шагов: исправляю
своеобразность ближнего. Но Иванов не понял этой назидательной
мимики, и, думая, что ему указывают явление в небе, доверчиво
посмотрел еще выше, чем обычно,-- и действительно: дружно
держась за руки, там плыли наискось три прелестных облака;
третье понемногу отстало,-- и его очертание и очертание руки,
еще к нему протянутой, медленно утратили свое изящное значение.
Все казалось прекрасным и трогательным в эти первые жаркие
дни,-- голенастые девочки, игравшие в классы, старики на
скамейках, зеленое конфетти семян, которое сыпалось с пышных
лип, всякий раз, как потягивался воздух. Одиноко и душно было в
ч





Содержание раздела